Написано на конкурс в Заповеднике сказок (
zapovednik-2005.livejournal.com)
(сказка)
Впервые мы увидели Лину однажды в конце августа, когда подходили к деревушке, затерянной среди гор. Лина пасла овец.
Овцы были грязные, вонючие – совсем не такие, как на пасторальных картинках. Лина была в серых штанах типа шаровар и грязной куртке, волосы она подвязала платком, а в ухе у нее блестела золотая серьга с бриллиантами.
То есть, можно было бы подумать, что это золото и бриллианты, если не видеть овец и неописуемо грязную одежду Лины. Серьга по форме ни к селу, ни к городу напоминала маленькую сову и поблескивала стразами – стилизованными совиными глазами.
– Да эта пастушка, может быть, переодетая принцесса! – захохотал мой друг. Лина молчала и улыбалась.
– Эй, пастушка! – крикнул я. – Где потеряла вторую серьгу?
Лина молчала и продолжала улыбаться.
– Как тебя зовут? – крикнул ей мой друг.
Лина молчала и улыбалась.
– Язык проглотила, красавица?
Молчание и улыбка.
– Пойдем. Она, по-моему, просто деревенская дурочка.
В местной дешевенькой забегаловке, куда зашли выпить по большой кружке пива с чесночными хлебцами, мы представились бродячими менестрелями. Разговорившись с солидным, красноносым хозяином, мы услышали о пастушке много необычного.
– Это пастушка Лина, дочь местного пастуха. Он совсем старик уже, – сказал хозяин. – С детства Лина была неразговорчивой. Родители даже решили, что девочка немая и отвели ее к знахарке, чтоб вылечить недуг. К их удивлению, знахарка сказала, что девочка совершенно здорова. Просто от природы молчалива. «Она заговорит», – сказал знахарка, – «но только тогда, когда произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее. То есть», – тут же поправила себя ведунья, – «когда произойдет то, что девочка посчитает из ряда вон выходящим».
С тех пор односельчане слышали от Лины всего несколько слов. А пастушке было уже шестнадцать лет.
Однажды, лет десять назад, на огороде у кузнеца, среди огурцов и картошки, вырос маленький цветочек, название которого было никому неизвестно. Его хотели выдернуть как сорняк, но жизнь растению спасло одно небольшое происшествие. Маленькая дочь пастуха Лина взглянула на него, открыла рот и вдруг четко, без затруднения, произнесла:
– Какой красивый цветочек!
После этого цветок никто не тронул, он вырос и стал прямо-таки несказанно прекрасным. А потом рядом с ним появились и другие, точно такие же экзотические цветы… Со временем их стало так много, что кузнец начал возить их в город продавать. Разбогател, забросил кузнечное дело и перебрался с семьей в город насовсем. Только за цветами сюда и приезжает. Огород свой он превратил в удивительной красоты сад…
Второй раз Лина заговорила, казалось бы, ни с того, ни с сего, однажды на закате. Ей было тогда примерно девять лет. Она как-то вечером поглядела на небо и сказала:
– Что-то холодает.
Был, правда, уже сентябрь, но погода стояла еще теплая. Односельчане, услышав такие слова Лины, встревожились, призадумались и решили особенно тщательно готовить запасы на зиму. Впрочем, зима оказалась не особенно холодной, но о сделанных запасах никто не пожалел, и слава о том, что Лина никогда ничего не говорит понапрасну, только укрепилась. Кстати, в ту сентябрьскую ночь действительно слегка похолодало, и деревенский поэт сочинил нежную песню для дочери мельника, первой деревенской красавицы – о том, что она стала как-то холодна с ним в эту осень, и она услышала эту песню и растаяла, и вышла за поэта замуж.
Третий раз Лина открывала рот, чтобы что-то сказать, спустя много лет, когда ей было уже пятнадцать. Ее семья пришла на базар, где они порой покупали сласти да всякую утварь, а жена пастуха присмотрела себе многокрасочный, яркий, как десять радуг, платок с бахромой. Но едва она потянулась за кошельком, как Лина открыла рот и сказала:
– Эта краска – до первой стирки.
Разумеется, платок тут же был отвергнут без всяких сомнений. Остается только гадать, была ли права Лина насчет нестойкости его расцветки. Однако все односельчане твердо помнили, и передавали из уст в уста, и пересказывали своим детям каждое слово, сказанное молчаливой Линой.
…
– Да… – сказал мой друг, выслушав эту историю. – А что это за странная серьга у нее в ухе? Не знай я, что Лина – бедная пастушка, я бы решил, что это золото и бриллианты. Больше того, может, я начитался в детстве дурацких сказок, но мне даже показалось, что точно такую серьгу я видел как-то раз во дворце короля, когда меня лично пригласили туда (да-да, меня – лично!) на состязание менестрелей. Я, правда, не выиграл никакого приза… зато покорил сердце одной фантастически красивой, знатной и богатой придворной осо…
Тут я громко и многозначительно закашлял и мой друг, опомнившись, прекратил свои довольно сомнительные откровения, и плавно завершил свою мысль так:
– Словом, видел точно такую серьгу. Кажется, намечается банальная, но почти сказочная история. Я слышал краем уха, что серьгу носила в свое время маленькая потерявшаяся дочка короля. Эти сережки подарил ей, когда она только-только родилась, придворный ювелир, по совместительству также служивший смотрителем за придворными птицами. Девочку потеряли слуги, когда она играла в вереске, и удалось найти только одну сережку. Слуг добрый король простил (а может, не очень-то был привязан к своей дочурке – говорили злые языки), но тому, кто найдет принцессу, все же объявлена солидная награда, ведь дочь короля – единственная наследница престола… Она, кажется, еще не умела говорить, когда потерялась, бедняжка…
– Ну надо же! – сказал хозяин забегаловки. – А ведь маленькую Лину как раз и нашли в вереске. Пастух-то с женой – бездетные, вот и удочерили…
…Мы во весь дух спешили прочь из деревни, вперед, вперед, к королевскому дворцу, когда на горном склоне снова столкнулись с Линой, собиравшей там траву. Она разогнулась, поглядела на нас и вдруг, обратившись ко мне, сказала:
– Ты похож на сказочника.
И стала собирать траву дальше.
А мы побежали в высокой траве, не разбирая дороги, быстрей, быстрей, но в голове у меня все звучали слова Лины. Я похож на сказочника. Что бы это значило? Я ведь уже знал, что молчаливая Лина ни одного слова зря не скажет.
Через пару дней Лину и ее приемных родителей доставили в королевский дворец. Оказалось, что настоящее имя пастушки – Вероника-Евгения-Климентия-Розалина, и что она – самая настоящая принцесса. Теперь она получила вторую золотую серьгу в виде совы с бриллиантовыми глазами, а также бессчетное количество платьев из шелка и парчи, бархата и всяческих кружев, а также золотую корону и целые сундуки колец и серег со всеми драгоценными камнями, какие только бывают на свете. В ее честь устроили грандиозный пир. На столе были и древние вина, и все самые вкусные фрукты и сладости, а менестрели начали тем временем состязание под королевскими окнами – кто лучше воспоет неземную красу принцессы. Надо сказать, Лина была отнюдь не дурна собой. Да что уж там – хоть она и королевская дочка, и этот комплимент можно принять за чистой воды лесть, а все-таки Лина была действительно на диво хороша. И особенно заметно это стало, когда ее отмыли, причесали и одели в шелковое платье. Словом, не прошло и нескольких часов пребывания Лины во дворце, как у ворот появилась нескончаемая вереница женихов.
Но вот пир закончился. Затихли менестрели под окном, умолкли придворные в пиршественном чертоге, и герольд провозгласил:
– А теперь слово – принцессе!
Жена пастуха, сидевшая справа от Лины, легонько, весьма почтительно, толкнула локтем в бок приемную дочь. Бывшая пастушка поднялась, вздохнула, открыла рот… Все затаили дыхание…
Молчаливая Лина зевнула и снова закрыла рот. И так стояла, молча глядя на всех, молча улыбаясь. А солнце молча светило сквозь разноцветные витражи дворцовых окон. И в тишине каждый слышал биение своего сердца.
