Написано на конкурс в Заповеднике сказок (
rualev.livejournal.com)
Впервые я увидел его в начале лета напротив роскошного универмага на М-ской улице, он глядел на окна и что-то бормотал. Я подошел ближе и прислушался.
Незрелые, незрелые витражи! - говорил он, делая ударение на слове «незрелые». - Как они не понимают, что витраж должен созреть! В первую очередь у он должен созреть здесь, - и незнакомец прижимал при этих словах палец ко лбу.
Он был давно небрит, черноволос, одет в какой-то жилет, а витражи в окнах универмага были просто великолепные – прямо сады Семирамиды.
Вы что, витражист? - спросил я критично настроенного бородача.
Он повернулся ко мне, и я увидел, что глаза у него ясные, светло-зеленые…
Нет, - сказал он. - Я не витражист. Я витражных дел мастер.
Потом мы с ним сидели в кафе под названием «Летучая собака» и пили пиво. Я с жаром говорил ему, что созреть должен ведь не только витраж, но и повесть, рассказ, стихотворение! Им нужно сначала пожить внутри, как ребенку во чреве беременной, и только потом… А он все перебивал меня и говорил, что хороший витраж созревает только осенью, что хорошие витражи по осени считают, и еще что-то… Словом, друзья мои, мы зауважали друг друга просто невероятно, и выпили не одну кружку, но, поверьте, честно, честное слово, я был абсолютно трезв! Я пришел домой, посочинял немного (это был криминальный роман; ну почему все говорят, что я пишу «чернуху»?) и мирно лег спать, а утром отправился на работу… Эти обстоятельства очень важны, потому что когда на следующий день, придя из офиса, я обнаружил в своей квартире витражных дел мастера, я просто не знал, что и думать.
Так ты мне сам ключ дал, - буркнул мастер рассеянно.
Я лихорадочно стал припоминать детали прошедшего вечера… И тут заметил, что в комнате что-то не так. Коричневые от времени обои, свисающий с потолка уютный старый плафон, зелененький диванчик, наглый котяра на нем, фотоснимки у окна… Я перевел взгляд на окно и обомлел.
В мою непрезентабельную квартиру лился не просто вечерний свет, а красный, синий, зеленый, фиолетовый, золотой вечерний свет, лучи струились сквозь узоры невероятного по красоте готического витража. Я поглядел на облезлые стены. Потом на витраж. На нем был изображен замок и странное крылатое существо в небе, а у подножия замка – таинственное озеро, и на берегу золотоволосая девушка, почему-то голая.
У меня не было слов. Я сел на стул и повернулся к витражных дел мастеру… И только услышал, как хлопнула дверь в прихожей. Может, и в самом деле я почему-то дал ему ключ… Глядя на витраж, я был готов поверить во что угодно.
Всю ночь я не спал. Луна была полной и красно-синей. Утром пошел на работу. Когда вернулся домой, витраж был на месте.
В августе я взял отпуск и уехал в Сочи; в сентябре витраж привычно встретил меня улыбкой золотоволосой красавицы, но, едва зайдя в квартиру, я понял, что снова что-то неладно. Это смутное чувство не покидало меня в течение нескольких дней. Я никак не мог в нем разобраться, пока однажды не прикоснулся к стеклу. Оно было теплым, хотя на улице лил холодный сентябрьский дождь. Я отдернул руку и тут же сказал себе, что в комнате жарко от батареи, в том-то все и дело. Тронул железную гармошку – она была как лед. Я отошел к столу и решил не забивать голову ерундой, а попить чаю; но на душе было тревожно.
Возможно, я просто отвык от витража за август. Не может быть, чтоб он стал более рельефным, как мне это сейчас казалось. А температура… Может, цветное стекло имеет свойство накапливать тепло летнего солнца и отдавать его в холодные дни – это было бы просто чудесно… В квартире и в самом деле было тепло, чтоб не сказать жарко.
На следующий день на работе мне дали практически невыполнимое задание и я на целый месяц начисто забыл обо всех витражах не свете. Кроме того, мне ведь нужно было дописывать свою повесть, которая давно созрела; а когда я пишу, то ничего вокруг не вижу и не слышу. Дни были так загружены, что сочинять приходилось по ночам.
В одну из таких ночей, сидя за столом с ручкой и бумагой, я вдруг очнулся от странного звука и резко поднял голову. И сразу решил, что сплю. Сквозь витраж всегда явственно просматривалась многоэтажка напротив – теперь ее не было видно. Я не видел ни звезд, ни луны. За окном стоял готический замок. В бледном свете его окон я увидел, как в замковом парке облетают осенние листья, а ко мне по дорожке идет голая золотоволосая красавица; в воздухе над замком что-то темнело, стремительно приближаясь… Я выскочил на лестничную клетку, опрометью спустился во двор… И увидел знакомую многоэтажку. Когда я вернулся в квартиру, то увидел, что девушка уже подошла совсем близко к подоконнику и заглядывает в комнату изумрудным глазом… но тут я заметил такое, что гостья моментально отошла на второй план. В небе зависло существо, сразу напомнившее мне фильм «Парк Юрского периода», оно медленно опускало шею, его голова вот-вот должна была оказаться в моей комнате… Не помню, как я в одних тапках выскочил из квартиры и захлопнул дверь.
Прошел час, второй.
Что это вы, ключи что ли дома забыли? - вежливо и сочувственно спросил, поднявшись на площадку, сосед слева, с брюшком и в шляпе.
Ага, - ответил я. Думаю, взгляд у меня был дикий.
Так я сейчас инструментик принесу.
Неееет! - заорал я, хватаясь за перила (сидел как раз возле них). Сосед изумленно и испуганно глянул на меня, поспешно завозил в своей двери ключом и скрылся за ней.
Я просидел, держась за перила, до утра.
Витраж должен созреть, витраж должен созреть… - бормотал я. - Витражи по осени считают…
С первыми лучами солнца я вскочил и опрометью бросился к знакомому роскошному универмагу. Народ сновал туда-сюда мимо «незрелых» садов Семирамиды, а я безнадежно вглядывался в лица прохожих. Потом меня осенило и я снова кинулся бежать. Вспомнил, что видел витражи еще в ресторане на Старой площади, в ратуше, в каких-то исторических памятниках за городом… Желто-оранжевое неостекленное солнце уже садилось, когда, измученный беготней, я, наконец, столкнулся с тем, кого искал, возле оперного театра. Цветные окна последнего пропускали электрический свет сквозь средневековые силуэты дам и кавалеров.
Незрелые, незрелые витражи! - бормотал витражных дел мастер, делая ударение на первом слове. - Посмотрите, ведь совершенно незрелые! - с чувством сказал он, оборачиваясь ко мне. - Ведь правда?
И тут я все понял. Я бежал к нему в гневе и в ужасе, в отчаянии, я хотел сказать ему все, что думаю о нем… Но не сказал.
Правда, - сдержанно-горячо подтвердил я. - Правда. Незрелые, совершенно незрелые.
Мастер улыбнулся и кивнул, отвернулся и, не глядя, протянул мне ладонь. Я дал ему ключи. На следующий день в моем окне был новенький витраж – пальмы, море и солнце. Прошел год, я начисто переделал свою повесть (теперь почему-то все говорят, что я – детский сказочник), и теперь наслаждаюсь тропическим видом, а если вздумается – то теплой морской водой, кокосами и чистым песком – до них рукой подать, ведь я живу на первом этаже.
