Сначала не было ничего. Ни ветра, ни времен. Ни востока, ни запада. Ни нас с тобой в каком-то смысле.
Была только глубокая черная точка, подобная тем, что высыпают на излишне потливой коже. И ни намека не было ни на какой брямс. До тех пор, пока точка не разрослась до огромных размеров, не лопнула и не забрызгала Пустоту блестящими капельками далеких звезд.
- Брямс! - воскликнул Он, а мы с тобой только восхищенно покачали снежными нимбами.
Запламенел, заискрился солнечный шар. У краешка его блестящей короны невесомо возникла голубая планетка. Эта вселенная была рассчитана на четыре брямса: три планетарного масштаба и один, последний, вселенского.
В моей первой жизни я была королевой Атлантиды. Только таким способом можно было убедить меня втиснуться в человеческую оболочку. Однако, как ни странно, оказалось, что тело само по себе дает столько новых ощущений и переживаний, сравнимых по силе даже с небесными впечатлениями, что я не жалею о своем выборе.
В тот день я проснулась задолго до появления на стене Восьмого луча. Огромное тропическое солнце еще только слегка прощупало Пятым лучом медные стены акрополя, а я уже встала и начала омовения. Сначала я погрузила ладони в прохладные воды канала, потом омыла руки до локтей. Я уже искупалась вся, когда настало время идти в храм.
Солнечный бог создал день Возмездия. Это день, когда восемь лучей пересекаются на Той Стене. Тогда всех, кто многие месяцы томился в подземных тюрьмах, выводят на поверхность. И они получают по заслугам, как то и повелел Солнечный бог.
По возвращении из храма я надела легкую синюю тунику, заплела волосы в косы и уложила их вокруг лба. На каждое веко прилепила золотую звезду - знак Солнечного бога, дающего мне умение видеть несправедливость и силу - ее искоренять.
На со свистом летящей колеснице до самого высокого, покрытого оловянным литьем дворца - пять минут. Я и опомниться не успела, как очутилась перед разгоряченной беснующейся толпой. Я подняла руку - и они все замолчали. Потом я перевела взгляд на первых троих осужденных.
Ты стоял в середине, и твой спокойный светлый взгляд проложил дорогу от тебя ко мне.
С трудом, но я все-таки вдохнула. Вобрала для этого в себя всю силу мира. Этот судорожный вздох потонул в несоизмеримости моих чувств, и Атлантида погибла в считанные сутки.
- Гибель Атлантиды - первый брямс этой Вселенной, да? Скажи, это правда? - допытывалась я у Него. Он отмахивался от меня, как от надоедливой мухи, а ты стоял в стороне, и твой белый взгляд был устремлен вниз - на маленькую планетку, с трудом оправлявшуюся после невероятной катастрофы…
Моя вторая жизнь? Да, она была… Впрочем, людям мало что известно о лемурийской цивилизации как таковой, а уж о причинах ее гибели они вообще не могут ничего сказать.
Это была страна бронзовых снов - настолько легкая, мерцающая, настолько совершенная, что жизнь там была сравнима с жизнью на небе.
Я выросла у моря, в маленькой уютной хижине, крытой тростником. У меня было шестеро братьев и сестер - таких же солнечных и беззаботных как я. Я была младшей в семье, и к тому времени, как я начала что-то осознавать, они все уже обзавелись своими семьями и переселились на другую сторону залива.
В праздничные дни неукоснительно соблюдался ритуал - мы с родителями ездили к ним в гости: сначала к старшему брату, после к среднему, а затем, опять же по старшинству, наступала очередь сестер.
Мать (а уж отец особенно) не очень ограничивали мою свободу. Лет с восьми я ходила где вздумается. В основном я бродила по берегу моря, иногда, если становилось очень уж жарко, я заходила в пальмовые рощи и спала там до вечера.
Дома я занималась в основном тем, что вырезала из кокосов чаши для питья или переделывала старые мамины сари по себе. Из одного маминого сари обычно получалось два моих.
Второй брямс случился в тот день, когда старшая сестра подарила мне мое первое длинное сари. Оно даже немного волочилось по земле. Широкий, вышитый синим пояс скреплял складки платья, но ничуть не ограничивал мои движения. Я прыгала, визжала, кувыркалась на песке. Это был самый счастливый день в моей жизни.
Помню, я шла по берегу, и самой себе казалась красивой и загадочной. Ты шел мне навстречу. И случилось так, что в ту самую секунду, когда наши взгляды встретились, огромный астероид вздыбил залив.
Распылившись еще в воздухе, он создал вокруг Земли непрозрачную пленку, и на планете наступили "длинные сумерки", продолжающиеся целый год.
И снова мы, напялив свои круглые нимбы, пили пиво. Выпив, мы взглянули на дно: земная ось сдвинулась, по всем континентам прошла сильнейшая волна, на полюсе мгновенно растаял голубой ледник…
За третий брямс в ответе был ты. Это ты испытывал такие сумасшедшие чувства, что Везувий сорвался с цепи в 79 году. Мы лежали среди душистых некошеных трав, когда огненный закат, возможный только в Италии, слился с оранжевой непреклонностью лавы, и Помпея превратилась в одно раскаленное месиво.
Ты всегда был разумным и покорным, я - нет. Мы оба согласились на четвертый брямс, но на этот раз у меня появилась идея.
Осуществить ее было сложно - просто потому, что, когда мы с тобой надеваем тела, мы напрочь забываем о брямсах, к которым неизбежно ведут наши встречи. Я лишь надеялась - увижу тебя - вспомню. А потом - все просто. Главное, не паникуй, - сказала я себе.
Ты помнишь, помнишь? Маленькую девочку, которая так доверчиво обнимала тебя на том золотом берегу. Ты был не философ, я - не принцесса. Но ты был так нежен, а я еще даже не слишком пьяна.
Мутный предрассветный туман обволакивал нас и, как будто, лишал воли. Влажным белым воздухом нельзя было дышать - я понимала, это яд. Я знала, что еще немного - и он, подобно пару в котле, взорвется. Вселенная содрогнется от взрыва невиданной мощности, воспалением расползется аж за края бесконечности, а потом снова сожмется до черной глубокой точки.
Я попыталась объяснить это тебе:
- Когда бы мы ни встретились, в этой жизни или в прежних, наши чувства так сильны, что сдвигают земную ось… Рушат астероиды или зажигают вулканы, как спички. Так задумано Им, но, черт возьми, пусть лучше брямс случится со мной, - весьма, впрочем, приблизительный смысл того, что я на самом деле сказала.
Ответ был таков:
- Тебе больше не надо пить.
Что ж, последний брямс я приняла на себя. Белый воздух взорвался в моей душе, и мощь, предназначенная целой вселенной, обрушилась на меня.
Господь, наблюдавший за этим, опрокинул стакан.
За моим окном - зимне-розовый город. Я курю и травлю себя воспоминаниями. У меня есть имя - Настя - и даже какая-то жизнь.
Но все, кто когда-либо любили меня, даже не подозревали, какая буря однажды перемолола мне душу, и какой белый песок на самом деле у меня в груди…
