Маркиза сидела, подобрав под себя ногу, и даже пышные складки серебристого атласного платья не могли скрыть ее нескромной позы. Впрочем, как и всегда, Маркиза была одна. Рассеянно курила трубку, гладила взглядом рассвет, бездельничала. Такое безучастное ко всему состояние никогда не надоедало Маркизе, и если бы не гонец-скандалист, громко требовавший, чтобы ему опустили подъемный мост, она просидела бы так еще долго.
Маркиза проводила его в большую, обитую тонкими резными пластинками залу, как следует накормила. Многие для того и становятся гонцами, чтобы быть сытыми после работы.
Письмо, врученное Маркизе, было от старой подруги Катрин.
- Как жаль, моя дорогая, что Вас сейчас с нами нет. Вы, конечно же, знаете, что двор путешествует… Впрочем, откуда Вам это знать, раз Вы сидите уже второй год в этом захолустье… Так вот, все знатные подданные с восторгом приветствуют свиту Его Величества и дают в своих замках великолепные приемы - "тусуемся", одним словом, по высшему классу.
У меня для Вас две очень важные новости. Надеюсь, они скрасят Ваше одиночество. При отъезде с Луары кофры королевы были перепутаны с багажом Мадемуазель Вивьен, и челядь так неаккуратно обращалась с платьями Ее Величества, что они все помялись! Впрочем, я думаю, это единственное, что может заставить королеву сменить гардероб. У нее безобразные шмотки - это все говорят. Что Вы думаете об этом, моя дорогая? Совершенно очевидно, что Мадемуазель Вивьен потеряла благосклонность короля! Почему он не сжег и не четвертовал никого из слуг, узнав об этом? Да потому, что он сам и отдал приказ испортить вещи - уж король-то лучше чем кто-либо знает, как ранить Вивьен в самое сердце!
Я вообще-то считаю, что эта несносная челядь заслуживает казни уже за то, что перепутала вещи, и король, я уверена, думает так же. А я слышала, он очень смеялся, узнав об этой оплошности. А значит - он и королеву терпеть не может!
Маркиза отложила письмо и устремила взгляд к горизонту: то ли наблюдала за тем, как плавно переходит жемчужное переливающееся небо в гладкое, будто отшлифованное море, то ли прислушивалась к гулу северного ветра, пробиравшего ее древний замок до самых закоулков…
Письмо она дочитала только на следующий день.
- Должна Вам заметить, что мне все труднее становится оправдывать перед королем Ваше затворничество. На обратном пути король собирается посетить замок той, о красоте которой он немало наслышан - я о тебе говорю, идиотка! Король на тебя явно запал! Кстати, он в последнее время немного растолстел, но мы все находим, что теперь одежда сидит на нем просто безупречно …
Король в сопровождении представителей всех самых знатных фамилий прибыл в замок Маркизы на следующий день. Маркиза и не думала готовиться к его приезду. Паутина по углам осталась нетронутой, а сама Маркиза вышла встречать короля в далеко не новом домашнем халате. В вежливой улыбке короля захолодела тень недовольства, когда он заметил все это. Но Маркизе было все равно. Никакие посетители уже давно не нарушали упругого спокойствия ее мыслей.
Все-таки ей пришлось разместить короля и его свиту в дальнем крыле замка, достать из погребов бочонки с вином, а после бала уединиться с королем в кабинете для приватного, как он выразился, разговора.
- Ваша красота превзошла все мои ожидания, - начал король с комплимента.
Маркиза пожала плечами. Ей было плевать.
- И меня удивляет, - заявил король, - что Вы лишаете себя всех удовольствий, не появляетесь при дворе, живете тут одна… Чем Вы занимаетесь?
- Когда как, - неопределенно ответила Маркиза.
- А знаете, что я думаю, - король вдруг близко придвинулся к ней. Маркиза отстранилась. Не выдавая своего разочарования, король продолжал, - уединение - хороший предлог, чтобы принимать у себя чужестранцев. Еретиков и врагов короны!
Король был низенький, толстенький и злой. Набрав лишний вес, он издал указ, согласно которому все придворные должны были потолстеть как минимум на пятнадцать килограммов. Все стали обжираться булочками и ели конфеты на ночь. Одному графу (он, кстати, приходился королю троюродным братом) удалось поправиться только на десять килограммов. Король решил вспороть ему брюхо на дворцовой площади. Чтобы избежать ошибки, содержимое живота графа было публично взвешено сразу после казни. Оказалось шестнадцать килограммов. Граф был посмертно реабилитирован.
- Не желаете ли стать моей дамой сердца? - спросил король.
Маркиза послала его куда подальше.
- Я тебя как ведьму прикажу сжечь, - предложил король другой вариант.
Маркиза сказала кое-что еще посильнее. Король пришел в бешенство и на следующий день уехал, прихватив с собой всю свиту, в том числе и желтую заморенную Мадемуазель Вивьен, которую он на сей раз заставил ходить вообще голой. Поговаривали, что Мадемуазель не столько стыдится своей наготы, сколько пребывает в депрессии по поводу разлуки с любимым платьем из золотой парчи.
После отъезда короля замок снова стал бесшумным. Только шуршали тихонечко воспоминания. А король еще спрашивал, что она здесь делает! Слушает их, пьет кофе, дотрагивается до сумерек, читает, курит, гуляет по окрестностям…
А однажды вечером приехал другой гость. Его огромный вороной конь легко перемахнул через наполненный водой ров, и приезжий постучался сразу в дверь. Маркиза услышала стук как раз в ту секунду, когда из каминных часов вылезла неопрятная одноглазая кукушка и важно проинформировала: "Без тринадцати шесть". Кукушку когда-то поймали сатанисты и научили произносить только дьявольские числа. Ей удалось улететь от них, и после долгих перелетов с континента на континент она поселилась в замке. Приблудная кукушка оказалась понятливой и послушной. Жила в часах, не мешала. И хотя Маркиза каждый раз вздрагивала, услышав это "тринадцать", не выгонять же бедную птицу… Словом, Маркиза и так немного испугалась, а тут еще этот стук…
Приезжий оказался молодым черноглазым разбойником. Сбрасывая покрытый слоем дорожной пыли плащ, он небрежно и одновременно изящно тряхнул густой, иссиня-черной гривой. Волосы были скреплены зеленой разбойничьей повязкой. Глаза пылко мерцали. Он был красив так, что это бросалось в глаза. Маркиза холодно кивнула ему:
- Садитесь у камина.
Он неловко уселся на самый краешек стула и, как истинная деревенщина, стал дуть на горячий чай. Потом он наконец решился:
- Я бы хотел, если можно, попросить Вас об одном одолжении…
Молодой человек просительно вскинул на Маркизу ресницы и снова замолчал. Она не выдержала:
- Ну что надо-то?
- Извините, я забыл представиться. Меня зовут Проходимец. Только Вы не бойтесь… Это просто потому, что я умею проходить по самым скользким крышам, уходить из-под пуль королевских секьюрити…
- Я поняла. Что дальше?
- В общем, мой визит связан не столько с интересом к Вам, сколько к Вашему замку… Он занимает стратегически выгодное положение и мог бы нам очень пригодится в намечающейся битве против короля… Вы позволите мне разместить своих людей в замке?
- Это еще с какой стати? - возмутилась Маркиза.
- Я Вас умоляю…
- И не надейтесь.
- Хотите, я встану перед Вами на колени? - прошептал молодой человек, - может быть это, вместе с сознанием того, что Вы помогаете Правому делу, повлияет на Вас?
- Плевать на ваше "правое дело"! Можете сколько угодно освобождать королевских рабов и убивать стражников! Флаг вам в руки и барабан на шею! А меня оставьте в покое!
Проходимец грохнулся перед ней на колени и забегал кругами по комнате, пытаясь схватить её за руки. Маркиза яростно выдирала у него свои руки и убегала до тех пор, пока подол её платья не взметнулся и не накрыл Проходимца с головой. Ойкнув, тот сразу осел на пол и, пытаясь освободиться от душивших его оборок, потерял сознание.
Маркиза отволокла его на диван и плеснула в лицо самогонкой.
Наконец Проходимец зашевелился:
- Ух! - выдохнул он, - мне приснилось, что меня повесили. Как стыдно, что я причиняю очаровательной даме столько неудобств! Так Вы остались при своем мнении? Даже после моего ухаживания?
- Да, - кивнула Маркиза.
- Я-то, честно говоря, думал, что раз Вы не тусуетесь с этими придворными дамами, то у Вас достаточно мозгов, чтобы посвятить свою жизнь Установлению Классового Равенства в этой стране… Вы боитесь короля?
- В том-то и дело, что я никого не боюсь. Я просто считаю, что все, что вы делаете, никуда не ведет. Это чисто декоративная, абсолютно невыполнимая цель, - Проходимец пытался что-то возразить, она перебила его, - я не хочу с вами спорить, не хочу вас переубеждать. Я хочу только, что вы все оставили меня в покое. Уезжайте!
Он нехотя поднялся с дивана, полчаса повозился со шпорами, надеясь, видимо, что она передумает, но потом все-таки уехал.
И опять дни успокоились. И опять она ходила к скалам - слушать прохладные вечерние скрипки у моря. И все так же по утрам солнце сквозь шторы янтарело ей кожу. Но исчезло спокойствие - та крошечная ниточка в душе, которой давным-давно была зашита тревога…
Маркиза представляла себе, что было бы, если б она согласилась. Замок наполнился бы вооруженными до зубов бородачами. Разбойники бы каждый день пили и разглагольствовали о свержении королевской власти. Нет, не могла она допустить, чтобы её замок превратился в вертеп. Это был её дом - она любила вуаль трещинок на полуразрушенных стенах, она знала все его шорохи и, что самое главное, этот замок любили её воспоминания. Они тоже бродили по комнатам, и ступеньки тихонько поскрипывали под их невесомыми шагами…
А потом приехал третий гость - единственный, которому она была рада. Друг Маркизы - известный ученый и путешественник Роберт Гук часто останавливался у нее в замке. Маркиза, едва увидев его коня, бросилась поднимать задвижку, собственноручно отвела лошадь в стойло и, наконец, повисла у него на шее, издавая приветственные вопли.
Потом они, как всегда сидели у огня, грели руки о каминную решетку, разговаривали. Так продолжалось до глубокой ночи.
- Как Ваши исследования, друг мой? - сияя улыбкой, спрашивала Маркиза.
- С работой все просто супер, - потягивая вино, задумчиво отвечал ученый, - меня тревожит другое: в этой невежественной стране меня никогда не поймут. Я уже даже не пытаюсь заинтересовать своими открытиями короля. Я стараюсь только, чтобы меня не сожгли как колдуна.
- Почему бы Вам не уехать куда-нибудь? - взволнованно спросила Маркиза.
Гук усмехнулся:
- Я и так все время в разъездах. Прикинь, какая фигня получается: я уезжаю, потому что меня заставляют. Но чем больше времени я провожу в других странах, тем больше меня обвиняют. В измене Родине, например.
- Не будем об этом. Такие уж времена.
- Знаете, я написал книгу. Изложил в ней едва ли десятую долю того, что знаю… Я назвал её "Микрография, или Некоторые физиологические описания мельчайших тел, сделанные посредством увеличительных стекол".
- Она у Вас?
- Я не могу оставить ее где-нибудь. Слишком рискованно.
- Еще более рискованно возить её с собой, - возразила Маркиза.
- Я все равно собираюсь ее издать. В ней нет ничего особенного: я исследовал растительные и животные ткани. В их состав входит множество мелких образований, похожих на ячейки пчелиных сот. Я так и назвал их - ячейки или клетки.
Маркиза зачарованно слушала его. Лунный свет и отблески камина давали невероятное сочетание противоположности. Комната постепенно впадала в волшебство.
- Вы гений, - медленно произнесла Маркиза, - все забудется, а Ваши труды - никогда. Такие времена, как наше, можно только ненавидеть!
Роберт мягким благодарным взглядом погладил ее глаза:
- Я хочу дать Вам почитать свои записи - те, которые действительно важны… Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы Вы сохранили мои знания…
- Конечно, - воскликнула Маркиза, - я буду читать всю ночь! А Вы идите в Вашу комнату. Я вижу - Ваши глаза уже спят.
" У некоторых людей жизнь выпадает неожиданно, как джокер, на рубеж веков и тысячелетий, - читала Маркиза, - желая зла, в народе говорят: "Что б ты жил в эпоху перемен!". Мне удалось научно обосновать справедливость данной пословицы.
История, как известно, движется по спирали и всегда, когда с каждой секундой истончается век, подобно протертой ежедневными прикосновениями замше перчаток, рушатся старые и создаются новые империи, сменяются правительства и то тут, то там вспыхивают вооруженные конфликты. Эпоха тает, как проникнутая весенним бессилием и неизбежностью исчезновения сосулька на крыше. И наступает момент, когда эта огромная сосулька падает, не удержавшись, и вселенская тяжесть накрывает всех, кто не оказался способен убежать или спрятаться под землю. Это называется переломное историческое время. Но нельзя упускать из виду и тот факт, что жестокость свойственна людям не только на рубеже веков и тот, что она появляется лишь тогда, когда множество людей собирается вместе. Есть определенная сила, управляющая психологией толпы. Эту силу я назвал Социумом.
Мое исследование касается биологической природы Социума. Рассматривая посредством увеличительных стекол клетки, я обнаружил, что часть из них имеет в центре округлое образование, называемое ядром - такие клетки я назвал эукариотическими, а другая часть не имеет - это прокариотические клетки. Мне доподлинно известно, что миллиарды лет назад на Земле жили только прокариотические организмы - бактерии. В дальнейшем некоторые из них объединились в одно целое, стали сильнее и начали притеснять оставшихся одиночек. Иными словами, все живое успешно тогда, когда объединено. Это был первый триумф Социума. В дальнейшем Социум развивался параллельно Жизни вообще: возник естественный отбор. И чем ярче он был выражен, тем сильнее становился Социум. Наконец Социум отделился от живого и стал независимым энергетическим целым. Сейчас он властвует и над телами, и над умами. Доказательством этого служит то, что и люди, и животные существуют в соответствии с одним законом - законом естественного отбора.
Даже человеческое тело - олицетворение Социума, потому что образовалось оно в процессе исторического развития с помощью естественного отбора.
Напрасно люди думают, что это они создали какой-то свой, несовершенный Социум. Это он создал их".
Маркиза вскочила и по ледяным средневековым коридорам побежала, босая, в комнату Роберта Гука. Распахнула дверь и одним движением сбросила с себя платье…
- Только Вам одному я могу рассказать о себе все…
На следующее утро они пили вино и ели дырчатый голландский сыр прямо в постели. Болтали обо всякой ерунде или слушали море.
- Прикольные сережки, - сделал комплимент Роберт, - серебро?
Маркиза рассмеялась.
- Нет. Сплав. Мне их Катрин подарила. Её дедушка хотел сделать из них какие-то рыболовные снасти, бабушка хотела отдать своей поварихе. А мне они так понравились! Я просто не могла устоять! Носила не снимая!
- А если, к примеру, шла на бал?
- Вот-вот! Так я распугала всех претендентов на мою руку. Они подумали, что мои родители совсем обнищали и даже не могут достать мне приличные сережки.
Маркиза на мгновение задумалась, потом опять расхохоталась:
- А ведь я когда-то бывала при дворе. Моя матушка хотела устроить меня фрейлиной! Одно могу сказать: как это было давно!
- Не жалей, - твердо сказал Роберт, - через год тебе бы все это просто осточертело.
- Сначала я страдала, - медленно проговорила Маркиза, - все думала: ну почему я не такая как все? Если честно, только тебе я могу довериться. И только вчера я окончательно уверилась, что ничего во мне ужасного нет. Мне очень понравилась эта твоя брошюрка…
- Почему ты не говорила мне раньше? Я ведь ученый, я бы понял. Я все думаю: что у тебя общего с Катрин?
- Она очень хорошая, - вступилась за подругу Маркиза, - просто она - украшение жизни. Ей нужно носить дорогие платья и хорошие драгоценности.
- Не сережки из сплава? - усмехнулся Гук.
Маркиза обняла его крепче.
- А может, тебе не обязательно уезжать? Живи здесь. А если король узнает, где ты, мы соберем вещи и уедем куда-нибудь.
- Ты же читала мою книжку! - удивился ученый, - как ты не поняла: даже если ты снимешь всю одежду и убежишь в лес, Социум примет облик комаров или волков! Но я все равно к тебе приеду. Обязательно. Вот только улажу кое-какие дела.
На следующее утро Роберт Гук уехал. А природа вдруг кардинально изменилась: возле скал не слышны были теперь туманные скрипки, там бесился и властвовал над замком оркестр. Все море - улыбка, белые барашки - как блестящие, открытые в смехе зубы. Маркиза перечитывала брошюрку и ждала, что Роберт Гук скоро вернется.
Через неделю замок был сожжен, сад уничтожен, а Маркизу за волосы проволокли по земле, швырнули в карету с черными оконцами, отвезли в столицу и бросили в одиночную камеру. Маркиза не видела, как пылает ее замок. Не могла обернуться. Но зрачки королевского сержанта в совершенстве отразили желтое пламя. Маркизу обвиняли в колдовстве.
Сидя в камере, она пальцами расчесывала спутанные волосы, плакала и вздрагивала от каждого звука. В те дни она познала низкую животную радость, самую сильную в своей жизни: когда шаги охранника затихали возле чужой камеры, и кого-то другого, не ее, уводили на казнь, она то жалко всхлипывала, то смеялась. И ненавидела себя за это.
Но постепенно она взяла себя в руки. Брошюрку оставили при ней (стражники побоялись забрать у неё ведьминские вещи) и однажды она открыла её вот на каком моменте:
" Итак, Социум создает и разрушает эпохи, когда они ему надоедают. Зачем он создает новые, мне до сих пор не ясно, ведь все эпохи построены руками людей по одному шаблону - путем естественного отбора. Все эпохи одинаковы. Люди всегда и во все времена едины. Все, чем может похвастаться наш век перед каменным - всего лишь красочная оболочка на незыблемом стержне времени.
Социум существует всегда, но для того, чтобы сменить эпоху, он удесятеряет силы. И людям в эпоху перемен приходится несладко.
Путем достаточно быстрого, как бывает всегда в переломные моменты истории, естественного отбора эпоха, чтобы защититься, сама вытаскивает на поверхность жизни Борцов с Социумом - карьеристов, для которых борьба с выставленными жизнью проблемами была сначала необходимостью, а потом стала стилем жизни.
Цель Борцов с Социумом - перейти в разряд Тех, Чья Жизнь Удалась. Но для этого надо перепрыгнуть через Бездну. Борцы с Социумом прыгают и повисают на краю так, что белеют костяшки пальцев. А Те, Чья Жизнь Удалась сбрасывают на них камни сверху - прямо на руки - чтобы раздробить. Зачем им конкуренция?
Но вряд ли есть что-то достойнее, чем не сидеть сложа руки, а в любой ситуации, в любую эпоху пытаться вырвать у Жизни свой кусок!"
Маркиза все чаще думала о Проходимце. Вот ведь настоящий Борец с Социумом! Может, он и разбойник, но он делает хоть что-то!
Маркиза решила не сдаваться. Она принялась обстукивать стены камеры. И вдруг услышала ответный стук. Она опустилась на корточки, чтобы быть на одном уровне с тем, кто ей ответил и, дрожа от волнения, спросила, как его зовут.
Это был Роберт Гук.
- Почему ты лежишь? Тебя пытали? - спрашивала Маркиза, - что с тобой? Я что-нибудь сделаю, что-нибудь придумаю!
- Ничего ты уже не сделаешь, завтра тебя казнят. Кстати говоря, с помощью орудия, которое изобрел я!
- Я не знала, что ты работал над орудиями убийства, - растерялась Маркиза, - и ты же сами писал, что не нужно сдаваться. Никогда. Это же ты писал про Борцов с Социумом…
- Да фигня это все! - рассердился Гук, - знаешь, я бы не хотел, что бы ты на меня обижалась. Пойми, я человек пожилой, у меня желчный пузырь побаливает. Мне нервничать нельзя. Мне бы денег на лечение и покоя. Да…Ну и славы хотелось, конечно, что уж говорить… Я же ученый. Да я сделал больше, чем все эти монахи-алхимики вместе взятые! Ты извини, что я тебя выдал. Ты мне вообще-то нравилась всегда…
Маркиза ничего не понимала.
- Так ты что, все им рассказал?
- Самому королю сказал. Аудиенции добился. А король очень этим заинтересовался, очень. А ведь и меня сюда! Я-то помочь хотел, а он… Из зависти, что ли? Меня-то ты любила, да?
- Значит, я теперь умру? - прошептала Маркиза.
Он упала на кровать и неподвижно пролежала до вечера. Роберт Гук бормотал что-то за стенкой.
- А ведь я гений! Знаешь, что я сделал? Я изобрел машину времени! Думаешь, откуда я знаю, как образовалось все живое? Я там был. И не один раз, между прочим! И в будущем был! В стране, которая так огромна, что одна ее часть в Европе, а другая - в Азии. Вот где много Борцов с Социумом! У них там каждые десять лет все летит к чертям. Кто-то с голоду подыхает, а кто-то не сдается. Но знаешь, что я тебе скажу? Эй, ты слышишь?
Маркиза не отвечала. Она задыхалась. Надо было быть смиренной. Лежать - неподвижно. Дышать - медленно. Страх не разжалобить…
- Так вот я что тебе скажу: Борцы с Социумом никогда не добиваются успеха. Социум - нечто живое. Успеха добиваются те, кому бороться нет нужды. Чей мозг настроен на успех с самого рождения. А Борцы? А что Борцы? Они осознают, что Социум - это не их. Но в угоду эпохе переделывают себя, изменяют свой стиль жизни, доказать что-то пытаются…
- Стиль жизни? Так странно звучит, - очнулась Маркиза.
- Я многих словечек в будущем нахватался. Я даже ввел на них моду при дворе. Все фрейлины королевы говорят на сленге… А хочешь посмотреть на Борцов - в ту страну съезди. Их там столько! Впрочем, уже не съездишь!
Он хохотал всю ночь. Без перерыва. Бедный человек, и не Борец, и не Тот, Чья Жизнь Удалась.
На следующее утро Маркизу вывели на высокий дощатый помост. Там стояла странная деревянная рама. К верхней ее части было прикреплено огромное лезвие, от которого шла длинная веревка, терявшаяся в руке палача. А в нижней - помещалось углубление - явно для шеи.
- Наверняка ведь подцепил идею где-нибудь в будущем. Ну и будущее их всех ждет, - подумала Маркиза.
С неё сорвали платье и развернули к толпе. Маркиза почувствовала спиной солоноватое теплое дыхание - единый выдох ужаса, пронесшийся над площадью.
В ту секунду, когда её поставили на колени и вложили её шею в специальное углубление, она все, над чем работал Гук долгие годы, уложила в одну фразу: толпа никогда не бывает права.
И веревку дернули. И лезвие опустилось. И раскололось на две части, ударившись о мореное дерево. Лезвие сменили. Но так повторилось четыре раза. Без причины.
Потом чей-то голос сказал:
- Уходи. Дьяволица.
Она почувствовала, что ее руки развязаны. Толпа в ужасе бежала с площади. Давка. Маркиза подождала, потом сошла с помоста и направилась в лес. За первым же поворотом проселочной дороги она увидела Проходимца.
- Извини, что не пришел лично тебя спасти. Там было столько стражников. Ты бы все равно не умерла. Закон жанра.
- Может быть.
Она по-прежнему была не одета, и вдруг его взгляд остановился ниже ее спины.
- Что это? - едва вымолвил он.
Она помолчала.
- Гук сказал, что в этом ничего особенного нет. Он назвал это атавизмом. Бывает, что люди такими рождаются, - она попыталась как-то смягчить свои слова, - у некоторых есть ребра на шее. А у меня же правда ничего особенного. Хвостик.
- Ты поэтому жила одна, ни с кем не тусовалась, да? Об этом Гук рассказал королю?
- Да. Я не могу жить в Социуме… Не могу и все.
- Да уж. Это, наверно, ужасно - быть не такой, как все?
- Я кажусь тебе… Неприятной?
Не дожидаясь ответа, Маркиза развернулась и пошла в глубь леса. Хвостик легко покачивался в такт ее шагам…
С тех пор она никогда и нигде не оставалась надолго. В ее бродячей жизни не было постоянства, но зато были красота и воспоминания. Она не боролась с Социумом - знала, что бесполезно. Знала, что он засел в каждой клеточке вроде бы немощных человеческих тел. Она просто искала небо, которого Социум не видел и потому зарисовать теплым черным дымом заводских труб не мог. Однажды она чуть было не осталась навсегда в теплом спелом августе, пронизанном солнечными пылинками. Пылинки соткали мечту, любовь и носились по воздуху, как пчелы. Море скалило белые зубы. Но она уже давным-давно все для себя решила. Ничего не было для нее навсегда.
_____________
Нет для бродячей кошки ничего лучше, чем жить где-нибудь в столовой. Сейчас Маркиза жила на кухне ресторана "Старый Замок". Сердобольная повариха подкармливала ее, а бармен Володя соорудил ей убежище из картонной коробки и своего старого свитера.
Маркиза осмотрела полутемную залу. Народу было немного, и она решила пройти напрямик. Хотя ей было запрещено появляться перед посетителями - они боялись вшей, глистов и кошачьих шерстинок на своих безупречных костюмах.
За дальним столиком сидела парочка - этим плевать, пусть хоть стадо слонов пройдет мимо. Парень что-то увлеченно рассказывал, девушка заканчивала вторую бутылку. Маркиза с первого взгляда определила, что она наполовину не здесь. В теплом августе? Марте? Июле? Навсегда? Не знает, как от этого избавиться, заказывает одни и те же песни и с трудом удерживается от соблазна выпить ещё.
Так или иначе, через зал можно было пройти безбоязненно.
- Антон, смотри, киска! Хочу погладить! - воскликнула девушка.
Бармен Володя был опытным человеком. Он знал, что если в течение вечера выполнялось любое ее желание, то Антон не откажет и в последнем, каким бы глупым и детским оно ни было. Володя взял Маркизу на руки и подошел к девушке. Она легонько погладила Маркизу, кончиком пальца надавила ей на нос и пропела:
- Кно-почка…
Маркизе это понравилось.
- Как ее зовут? - спросила девушка.
- Маркиза, - улыбнулся Володя.
- Говорят, все кошки в прошлой жизни были людьми, - вставил Антон.
Глаза девушки мечтательно сомкнулись:
- Да, она явно была человеком. Жила где-нибудь в Европе, носила титул маркизы… Хочу быть свободной как кошка… Ходить, где хочется… Ни от кого не зависеть… - она ещё что-то бормотала, когда Антон, поддерживая за плечи, вывел ее из ресторана.
Но прежде чем за ними захлопнулась дверь, она обернулась и пьяным слезливым взглядом отыскала Маркизу. И в этом взгляде женщина и кошка обменялись всем: и неизъяснимой тоской, и памятью о золотистом августе, и инструкциями по уходу за хвостом…
