Мария Дрыганова

Золотая Кромка

Если спросить у меня, что бы я выбрала: жить так, как я живу или не рождаться вообще, я бы выбрала второе. Как бы ты ответила на этот вопрос раньше - не знаю, но в дни, последовавшие после смерти капитана Златова, ты, наверное, согласилась бы со мной.

Он был… Всем. И точка. У вас было общее предназначение. Мне, которая сомневается всегда и во всем, кажется просто невероятным, что свое призвание можно ощутить так рано. Это проявлялось еще в детстве, когда ты брала дедушку за руку и требовала идти гулять. Сегодня ты уводила его в соседний двор, завтра - на окраину города. Ты всегда любила путешествовать. Даже в сорокоградусную жару, когда самое интенсивное обмахивание вместо облегчения приносит с собой запах чужого пота. Даже когда небо, захлебываясь от ярости, полощет верхушки деревьев в невероятном переплетении ветров. Ты с отличием закончила Космическую Академию. Звездоплавание было для тебя искусством, наслаждением, приобщением к немыслимой вечности, в которую можно, оказывается, погрузиться…

Ты никогда не боялась расстояний. Космос был твоей судьбой. И судьбой капитана Златова - тоже.

Родной мой!

Именно в его глазах ты впервые увидела Золотую Кромку. Ты еще не знала тогда, что это такое, ты даже не обозначила ее каким-то словом. Ты просто взглянула ему в глаза и увидела ее: крошечный отблеск возле зрачка, полукруг света, обрамлявший твое отражение. Это произошло в тот день, когда вы будто вынырнули из разных глубин, из разных пропастей. Он был от земли, ты - от моря. Розовая трубка погасла в твоей руке. Завешанные пледом иллюминаторы освободили вас от нестерпимого звездного мерцания. Красная точка корабля застыла на маршрутном планшете. И "Я тебя, наверное, люблю" то ли вырвалось, наконец, из тюрьмы сдержанности, то ли сразу наивно и честно распустилось на губах - но так или иначе внезапно появилось в воздухе.

Капитан Златов спросил:

- Что, правда?

Ты пожала плечами и сказала:

- Ну да.

Вокруг вас волнами переливалась луноликая темнота. В ней нежилась душа. И хотя вы еще немного таились друг от друга, но все яснее ощущали: свет. Он осветил восемьдесят дней. Но ему суждено было стать светом в конце тоннеля.

Ты помнишь, как это случилось, помнишь каждую деталь. Капитан Златов лежал на диване, бледный до синевы. Ты видела много смертей в Космосе. Все вот так сначала бледнеют, а потом тихо сходят на нет.

Не выдерживают жесткого непрекращающегося космического излучения, перепадов давления, перегрузок на старте…

Он крепко сжал твою руку и вдруг сказал:

- Знаешь, Янка, не хочется умирать. Жизнь такая штука: может понравиться…

Тебе хотелось, чтобы он впитал в себя твой образ, и ты, задыхаясь от слез, все равно смотрела ему прямо в глаза, но он отвернулся и еще несколько секунд дышал спокойно и ровно.

Делать вскрытие ты запретила. Просто сказала "нет" и все. Помнила, как однажды в Академии видела вскрытие. Патологоанатом пилил мертвому череп. Все тело умершего содрогалось в такт движениям пилы.

И тогда врач хлопнул мертвого по щеке и сказал:

- Васильич, ну-ка спи, - и рассмеялся.

Тело капитана, согласно обычаю, было выброшено в Космос.

Прощай. Прощай, мой золотой капитан!

С тех пор ты жила не жила.

В следующий раз ты увидела ее на Ибире. В тот день ты проснулась одетая, в кресле пилота. Часы показывали что-то вроде одиннадцати - тебе лень было изогнуться посмотреть. Все тело было липким. Ты пошла в ванную и, не раздеваясь, встала под душ.

От мокрого шерстяного свитера пахло твоим отчаянием.

Ты позавтракала, мешая кофе с коктейлем, побродила без дела по кораблю и некоторое время просто сидела, рассматривая морскую раковину, которую тебе однажды подарил капитан Златов. Она была большая, с половину твоей руки. Ребристая и лилово-розовая. На ее острых гранях что-то поблескивало. Потом ты решила, что неплохо бы слетать на Ибир.

Это была маленькая, непритязательная, типичная старая индустриальная планетка. Ее звезда огромной пульсирующей массой подрагивала в самом центре Стрельца, притягивала взгляд, дергала душу за одни ей ведомые веревочки. Ибир же напоминал уродливого карлика, лишь случайно родившегося в семье великанов: корка льда будто сковывала его, оставляя только половинку самого южного материка холодному морю и приютившейся на его берегах растительности.

Это - одна из тех жалких планет, на которые прилетают, чтобы пополнить запасы топлива или устранить незначительные поломки. Здесь, как и на всех подобных планетах, нашли себе приют несколько десятков неудачников будто бы занимающихся научной работой. Первый раз ты была на Ибире пять лет назад, когда еще училась в Академии, и до сих пор помнила одного из них, вдохновенно разглагольствующего в баре перед десятком беззубых старикашек и то и дело норовящего цап-царапнуть тебя за коленку.

Зато табак на Ибире крепок. Если только можно назвать табаком жуткую смесь земного таурина и высушенного сахара из сладких ибирских морей. Сахар добавлялся и в коктейли, именно поэтому ты часто посещала Ибир. Странно, но теперь всегда, когда ты пробовала наполнить свою жизнь смыслом, она оказывалась заполнена алкоголем.

В баре возле космопорта сидело несколько человек. Они даже не обернулись, когда ты вошла, слишком поглощенные домино и тягостными мыслями. Ты задержала взгляд на странного вида женщине. Подперев щеку рукой, она уставилась в бокал и ни на что не реагировала. Спутанные волосы свисали ей на лицо. Бармен полотенцем вытер мыльные руки и выжидательно взглянул на тебя.

- Мне "водку-лимон", да и трубку наполните тоже, - ты поколебалась, потом все-таки спросила, - вы не подскажете, кто это?

Бармен фыркнул:

-Это? Это же стопщица! Никто не везет, вот она и сидит здесь второй день.

- А, понятно. А ей куда?

Он недоуменно взглянул на тебя, но тем не менее удовлетворил твое любопытство:

- Кажется, на Фибс. Вам по пути?

- Нет, - ты покраснела.

Ты знала, конечно, что существуют люди, которые останавливают корабли и просят подвезти бесплатно. Их называли космостопщиками. Так летали легкомысленные искатели приключений, воры и нищие, у которых не было своего корабля. Ты слегка обернулась, чтобы взглянуть на стопщицу. Подумала, что для женщины летать таким способом - вдвойне унизительно, и все-таки ты была почти готова ее подвезти. Все лучше, чем долгие часы одиночества на корабле, едва-едва плетущемся сквозь Пространство…

О капитан Златов! Ты сделала глоток. "Родной мой!"

Ты почти ничего о нем не знала. Его биография была достаточно запутанной для того, чтобы даже после долгих откровенных разговоров в ней оставались пробелы и тайны. Жизнь не сломала его, но пообтесала изрядно. И ты не знала, то ли этот резец создал талантливую скульптуру, то ли он наоборот не затронул и не разрушил удивительно справедливые идеалы.

Ещё он всегда говорил, что ему предназначено быть одним из тех, с кем Жизнь любит играть в мяч. Она забрасывала его туда, куда ей приходило в голову, и он устал скучать по дому. Земля стала недостижимым фантомом, мечтой. Он смирился с этим, сумел стать разумным и покорным. Покидая планеты, он не огорчался и не тосковал по оставленному…

Господи, самое страшное в жизни - это разлуки. Смерть - это тоже разлука своего рода.

- Кому-то нужно было на Фибс? - в бар, широко распахнув дверцы, вошел новый посетитель. Это был бритый налысо, полупьяный мужик в темно-серой ветровке.

Космостопщица откинула назад волосы, смерила его высокомерным взглядом и процедила:

- Я не летаю с пьяными пилотами.

- Как вам угодно, - обиделся он, чересчур развязной походкой подошел к стойке и взгромоздился на винтовой табурет.

В слабом золотистом освещении бара ты разглядела его лицо только когда он сел рядом.

- Януля, ты?!

- Вадик?!

Ты бросилась к нему на шею, подлетела к нему к нему одной сплошной вспышкой радости, забрызгала его своим счастьем, обсыпала миллионом искрящихся блесток, из которых каждая была красивой, абсолютно совершенной Золотой Кромкой, изо всех сил обняла его, выплеснув все свое существо в этом кратком, сильном, почти мужском объятии. Вадим!

- По-моему, вся галактика прилетает сюда выпить коктейль! - весело объявила ты.

- Курево на Ибире тоже самое лучшее.

Ты снова обняла его. Вадим был твоим лучшим другом. Иногда тебе казалось, что у тебя с ним - либо одна душа на двоих, либо две абсолютно одинаковые клонированные частички. И это не взирая на то, что он был старше тебя лет на пятнадцать. И хотя ты не видела его уже четыре года - с тех пор, как закончила Академию и стала отрабатывать практику у капитана Златова - было ясно, что ничего не изменилось.

- Ну, рассказывай, - потребовала ты.

- Одну минутку, Януля, - он поднял руку, подзывая бармена, и вполголоса объяснил тебе, - слушай, у меня в голове появился маленький расточек опьянения. Чтобы он вырос, его надо полить.

- Его надо поливать и поливать, - вставил бармен.

- Мне "водку-лимон".

- Мне тоже, - решила ты.

Денег у тебя было немного, но Вадим, кажется, был склонен угощать. Он рассказывал тебе, что мечется между женой и любимой девушкой. С женой двое детей, девушка тоже беременна.

- Наташа - не люблю я ее - но она верный человек, пережито с ней много, а Таня нет.

- Наташа - это жена? - уточнила ты.

- Да.

И еще долго, пока сквозь распахнутое окно не проклюнулся блеклый рассвет, вы сидели в баре. Вадим говорил, что, чтобы увидеть Истину, надо быть свободным от страстей, а ты - что Истина в страсти, глаза стали слипаться, "водки-лимон" почти не осталось. Ты рассказывала ему о капитане Златове. И хотя ты всегда не любила, когда кто-то посторонний соприкасался с твоим отчаянием, исповедь приносила такое облегчение, что, когда ты закончила, то просто не представляла, как могло быть по-другому.

Он сказал:

- Красота может существовать только миг. Она и красива в своей быстротечности. Время и Красота совместимы лишь в одном случае - если она застынет, подобно кусочку янтаря. Но это смерть. И ценно по-настоящему только то, что прервалось. Потому что это осталось неразгаданным и неоскверненным. Скоро бы тебе надоело летать с ним по всей Галактике, и вы бы расстались, а так…

Ты не слушала его. На поверхности жидкости, похожей на расплавленную карамель, возник мерцающий вязкий сгусток. Ты испуганно встряхнула стакан, и, хотя ты почти все выпила, "водка-лимон" расплескалась на стойку.

- Извините… - пролепетала ты. Бармен вытер со стола золотистую лужицу.

- Что такое? - спросил Вадим.

- Золотая Кромка, - ответила ты. И сама удивилась тому, что сказала. Но по-другому это нельзя было назвать.

Тебе показалось, он вздрогнул. Или это колебался жаркий дымный воздух.

- Возвращайся домой, - на прощанье сказал он, - это лучше всего.

После того, как все молитвы, разосланные в самые дальние уголки Вселенной, вернулись без ответа назад, после того, как был выкурен весь сахар, и выпиты все коктейли, после много чего еще, тебе ничего больше не оставалось, кроме как вернуться домой.

Ты приземлилась ( наконец-то можно с наслаждением произнести это слово, не подыскивая ему никакой замены типа "приибирилась") в теплую пыльную золотую осень. Твой дом располагался за городом. На твоей улице - низкие заборчики и приветливые разговоры. Пушистые кошки нежились на крылечках. Под широким русским небом было тепло, как в объятиях чьей-то души.

Пораженная сердечностью самой природы, ты бежала прямо по лужам к родному дому, и вода смывала с твоих ботинок пыль многих планет…

Вечером, после бани, вся семья расположилась на веранде. Ели пирог с вареньем, и ты в красках расписывала свои космические приключения. Мама только вздыхала, то и дело прикладывала руку к сердцу и говорила, что твое бесстрашие проявлялось еще в детстве, и что тебе гораздо больше подошло бы родиться парнем, а не девушкой.

- Водку-то пьешь? - спросил отец.

- Коктейли - пью, - сказала ты.

- Вот этого не разрешаю, - седая голова отца медленно качнулась из стороны в сторону, - пить надо чистые продукты. Откуда ты знаешь, кто и что в этих коктейлях намешал?

Отец разлил водку в стаканы и выпил залпом. Ты - вслед за ним. Сердце хлопающе дергалось от невыразимой любви к отцу и от долгожданного приобщения к миру взрослых.

Ты хотела им сразу же рассказать о капитане Златове. Но что-то подсказывало тебе повременить.

- Завтра, - подумала ты, - завтра расскажу.

Ты оставила окно открытым. Яблоневые ветви клонились к подоконнику. Ты заснула среди таких родных, настоящих запахов: осени, дыма, полыни…

Почему ты проснулась - так никогда и не поняла. Может, скрип ставни или дощатого пола… Ты никогда не спала чутко, по утрам тебя не возможно было добудиться, ты засыпала при свете и при каком угодно шуме.

Но здесь… Даже сам воздух был напряжен.

Совершенно не осознавая, что делаешь, ты отбросила одеяло, метнулась к окну и кубарем скатилась в мокрый клевер. Перемахнула через колья палисадника, чудом не порвав пижаму, и побежала в сад.

Возле соседской ограды густые заросли ранетки скрывали колодец. Ты спряталась за его бревенчатым срубом и скорчилась, пытаясь восстановить дыхание.

Резкая боль чуть пониже правой лопатки.

Падая, ты как-то сумела изогнуться и увидеть тень, неслышно настигшую тебя сзади.

- Мамочка, о Господи?! Ты?!

Сотни Золотых Кромок заблестели на лезвии ножа, на металлических пряжках ее кофты. Где-то внутри тебя булькающе "взбякнула" кровь и попыталась втянуть твое сознание в это взбякивание. Жизнь будто понизила градус. Над тобой закружились тонко очерченные ветви, ясно видимые на фоне посветлевшего неба.

Ты ждала последний удар. Впрочем, это даже нельзя назвать ожиданием - сотая доля секунды, просто время, которое дается перед смертью любому грешнику, чтобы осознать: всё. Может быть, эта секунда и есть ад.

То ли ты все-таки дернулась, то ли она промахнулась - было слишком темно - но удар пришелся в плечо. Ты рванулась и, оставив кусок мяса пришпиленным к ножу, перевалилась через колодезный сруб и рухнула вниз.

Ведро, о которое ты ударилась при падении, звякнуло и, будто настигая, полетело на разматывающейся веревке за тобой.

Ты погрузилась в ледяную колодезную воду. Наверху все стихло.

Ты не стала выныривать сразу же, вцепилась ногтями в стены, голова закружилась. Перед глазами замельтешили фейерверки. Когда они сменились тьмой, ты вынырнула.

Дыхание не успокаивалось: ты нахлебалась холодной воды. Где-то в глубине бил ключ.

Ты отчаянно забарахталась, схватилась за веревку и полезла вверх.

Когда ты выбралась, в саду было тихо. Ты пошла вдоль ограды, с треском ломая разросшиеся лопухи.

Настоящие друзья - это тихая гавань. Ты пришла к Ольге под утро, почти уверенная, что дома ее нет: истинная Ольгина жизнь начиналась с сумерками и продолжалась до тех пор, пока в городе работал хоть один бар. В остальное время она спала или бесцельно тыкала пультом в систему раздвигающихся картин на стене в кухне. Однажды она сказала тебе: мир - это вовсе не материал для размышлений, им нужно просто наслаждаться.

Ольга была дома. Сказать, что она была удивлена, когда тебя увидела - значит не сказать ничего. Ты ввалилась в прихожую окровавленная, дрожащая от холода, мокрая одежда прилипла к телу и, казалось, обрисовывала на тебе каждую пупырышку "гусиной кожи". Ты привалилась к стене, поверхности черных, отполированных шкафов блестели, как воды бездонных таежных озер, ты закрыла глаза.

Опомнившись, она втащила тебя в комнату. Потом, закутавшись в Ольгин махровый халат, ты пила какао и грела ладони о кружку.

- Твоя мама? Не может быть! - удивлялась Ольга, - зачем?

- Оленька, я не знаю…

Ты провела у Ольги несколько недель. Ты не делала попыток вернуться домой, хотя бы для того, чтобы забрать свои вещи. Ты не испытывала ни горя, ни даже просто банального желания узнать, зачем твоей матери понадобилось тебя убить. Тебе просто казалось, что наступило такое время, когда рушиться будет все, и попытка убийства представлялась не чем-то из ряда вон выходящим, а скорее симптомом, признаком незыблемости данного хода вещей. Это началось тогда, когда умер капитан Златов, и пока это не кончится само, ничего сделать нельзя. То ли это надо перетерпеть, то ли просто об этом не думать. В твоем сознании было много ниш, большинство сохраненных в них воспоминаний и мыслей требовали слишком много сил при извлечении, поэтому ты их просто замуровала там и больше к ним не возвращалась. Так что ты целыми днями то сидела, то лежала в разобранной кровати и курила. Незамурованными остались две ниши: в одной из них вповалку валялись прокуренные мыслишки о хоть каком-то поддержании своей жизни, да и те все больше оставались невостребованными (Ольга заботилась о тебе как о маленькой), вторая была посвящена капитану Златову. Просыпаясь, ты сразу же погружалась туда целиком, и только вялый дымок розовой трубки пробивался на поверхность.

Ольга ломала голову, как вывести тебя из этого состояния и выбрала столь характерный для нее путь.

- Янка, а как насчет всенощной? - однажды спросила она.

- В церкви? - спросила ты, обдумывая, может ли религия принести тебе утешение.

- В баре, - ответила неподражаемая Ольга.

Через два часа в твоей голове ворочались вялые целлулоидовые мысли, действия же были стремительными и точными. Ты познакомилась с симпатичным худеньким парнишкой (Игорь - это так в скобках) и, будучи не в силах видеть свое округлевшее пьяное лицо в тех лучистых глазах, втолкнула его в какое-то темное подсобное помещение. Чуть не споткнулась о служебный инвентарь, зачем-то уточнила имя, закрыла глаза, голова поплыла, и Австралия оказалась рядышком…

С тех пор ты почти не бывала дома. До вечера бродила одна по улицам, вечером шла с Ольгой в какой-нибудь бар, а утром не вспоминала события ночи.

Но каждую секунду этого вроде бы напрасно проведенного времени ты сосредоточенно обдумывала Свою Жизнь Теперь. Тебе хотелось говорить, говорить с кем-нибудь о капитане Златове. Это было, конечно, бессмысленно, но ты просто не представляла, в чем, кроме слов, можно найти спасение…

В словах? В коктейлях? В воспоминаниях?

Ольга проснулась рано, что было ей несвойственно абсолютно. Обычно она просыпалась уже днем, когда безмятежные солнечные пылинки начинали тяжелеть и задумываться. Это было заметно только ей одной. Ей нравилось наблюдать за их тревогой, она думала: жарьтесь-жарьтесь, так вам и надо. А мне просто тепло!

Сегодня она проснулась от какого-то странного, вяжущего душу, как зеленые фрукты - рот, беспокойства. И не сразу поняла, чем оно было вызвано. День обещал быть самым обычным с той лишь разницей, что вечером в бар с ней пойдет Янка.

Ольга прекрасно понимала, что, поселившись у нее, ты автоматически вовлекаешься в ее стиль жизни, но совесть Ольгу не мучила: если ты и поддавалась ее влиянию, то только потому, что оно изначально было близким тебе.

Ольга натянула одеяло почти до подбородка, распласталась в тепло-мажущем уюте постели, словно для того, чтобы провести параллели между удобством и ясностью. Подобное желание возникало у нее не часто, и сейчас ее не привыкший к анализу ум не мог выделить главное в этой бессмысленной обволакивающей тоске.

Так она лежала еще с полчаса, погрузив руки в скопления солнечных пылинок и думая о том, что, возможно, именно такая участь постигает грешников - они превращаются в пыль, поджариваются каждый день в безжалостных лучах, и только ночь дает им желанную передышку. Не такая уж бредовая мысль, если верить утверждению, что некоторые круги ада люди проходят на Земле…

Наконец она поняла, что же именно ее беспокоит. Прошло уже три дня с тех пор, как перед ней поставили цель, а она еще не приложила никаких усилий для ее исполнения. Ольга полежала еще какое-то время, иногда прикасаясь к оставленной незадачливым любовником царапинке на животе, потом встала и начала одеваться.

Виктор Гасар шел по улице и искал, кого бы проклясть. Сначала, когда он был еще ребенком, то культивировал в себе это стремление, понимая, что слишком раним и беззащитен. Теперь это стало привычным, но - вовсе не скучным, хотя он ожидал этого и слегка побаивался.

Он всегда носил черные очки, чтобы не встречаться с прохожими взглядом. Он давно уже обратил внимание на то, что - пусть на одну секунду - но с любым прохожим устанавливается зрительный контакт. Поравнявшись с тобой - он отведет взгляд и сразу же о тебе забудет, но пока ты идешь ему навстречу - ты потенциальный враг. Виктор был с этим не согласен: наоборот надо опасаться того, кто за спиной. Просто сложно все время оглядываться, двигаясь в непрерывном людском потоке. Вот так причудливо инстинкты переплетаются с современными реалиями и утрачивают свое значение. Только неудобства причиняют.

Сегодня Виктор был в дымчатых, слишком светлых очках и чувствовал, что ему надо выпить. Он зачем-то пошарил в карманах, хотя знал, что придется выбирать: или такси, или выпивка. Тем не менее он прямо на улице, не стесняясь, пересчитал деньги. Он заметил, что на него пялится высокая черноволосая девушка. Плевать, что они все думают. Вполне возможно, скоро он будет отомщен.

Бар располагался на первом этаже маленькой гостиницы в центре города. Космопорт недавно перенесли за шестьдесят километров от города, и даже в центре воздух был прохладным и свежим. Недоставало только первой листвы - клейкой, бирюзовой, пахучей. Виктор дернул плечом - предстояло еще вытерпеть зиму.

Виктор заказал пиво и стал мелкими глоточками его тянуть. Он знал свой недостаток: сначала он всегда пил слишком быстро, а потом, когда пива уже оставалось на донышке, спохватывался - удовольствие проносилось мимо. Сейчас он решил, что не допустит этого. Он так старался пить медленно, так сосредоточился на этом, что не заметил, как к нему подсела девушка - та самая, которую он заметил на улице.

Она была одета в черное, довольно мощный торс скрывался кожаным пиджаком, в остальном она была просто красавица. Наверняка в баре нашелся кто-то, назвавший такой стиль - иссиня-черные волосы, такого же цвета очки, непременное кожаное мини, узорчатые чулки и чувственные алые губы, растянутые в поощрительной улыбке - устаревшим и примитивным.

Тем не менее на Виктора он подействовал безотказно.

- Ольга, - представилась она и подсела к нему. Он быстро, опасаясь паузы, назвал свое имя.

- Вы часто здесь бываете? - спросил он и возненавидел себя за то, что не смог придумать чего-нибудь пооригинальнее.

- Почти каждый день, - она улыбнулась.

- А меня вы здесь не замечали? Я тоже сюда часто захожу, - Виктор забеспокоился. Во-первых, он соврал, сюда он зашел в первый раз, во-вторых, он чуть было не произнес названия бара, в который ходил каждый вечер. А там уж недалеко и до цели, которую он при этом преследует… Его тревога усилилась. Он разозлился: вот и нашлось, кого проклясть: себя самого, оказывается. Ну уж нет! Он уже решил допить свое пиво и уйти, но он уже был всерьез порабощен, и Ольга это почувствовала.

Они поговорили еще немного, и смятение Виктора постепенно улеглось.

- Может, поднимемся ко мне? - она шмякнула на стол ключ с массивной гостиничной блямбой (Виктор вздрогнул) и, внезапно сменив тон на деловой, добавила, - мне надо о многом с тобой поговорить.

Спасение? В разрушении. Коктейли, сахар и люди, с которыми ты быстро знакомилась и также быстро расставалась. Может, Ольге бы это и помогло. Тебе - нет. Подобно строителю, решившему возвести новое здание на месте покосившегося домишки, ты целенаправленно ломала, вернее, перебарывала себя, руша старые и делая вид, что создаешь новые убеждения. Однако иногда тебе казалось, что, разрушив этот домишко, ты не остановилась на достигнутом и продолжала буравить землю. Напрочь уничтожив фундамент, вгрызлась в землю и вот уже многие месяцы копала, копала, может, надеясь, в мягкой глубине найти ошметок тела, выброшенного в открытый Космос столько времени назад.

В тот день Ольга была неестественно спокойной. Даже в том состоянии полного безразличия, в каком ты находилась, этого нельзя было не заметить - ее безмятежность протягивалась во времени. Поправляя вечерний макияж, она наблюдала за падающей каплей, и движение ее ресниц занимало в тысячу раз больше времени, чем передвижение от крана к раковине вещества, давшего жизнь целой планете и казавшегося в наступившей путанице ощущений чересчур вязким.

- С тобой кое-кто хочет познакомиться, - сказала Ольга.

- Ладно, - согласилась ты.

Передвигаясь в плотном от дыма воздухе бара, где кружка пива стоила не дороже восемнадцати кэров, ты пыталась разыскать человека, который, если верить Ольге, видел тебя однажды в баре и захотел познакомиться. Никого, кто хоть сколько-нибудь соответствовал Ольгиному описанию, в баре не было, и ты присела за столик, теша себя надеждой, что хваленый Виктор так и не появится.

Золотая Кромка блеснула в бокале, проползла по линолеуму, преследуя девушку в мерцающих джинсах, сплелась в узорчатый иероглиф, пленивший желтые лампы. Ты закашлялась в платок, потом взглянула в него, и в теплой раскованности выделений увидела те же самые надоедливые блестки.

Ты раздраженно огляделась вокруг. Везде. Теперь они проявлялись не только визуально. В мире звуков были свои аналоги Золотых Кромок - долго, то усиливаясь, то слабея (будто переливаясь всеми возможными цветами) горланили сигнализации на припаркованных крефи, кокетливо поблескивали, взвизгивая, девушки, вроде бы стремившиеся освободиться от обхвативших их рук. Ты не стала ждать, пока она раствориться, и сглотнула Золотую Кромку. Она оказалась скользкой и легко прошла в горло. Проглотив ее, ты почувствовала полное равнодушие ко всем ее многочисленным проявлениям. Ее могло быть сколько угодно вокруг, но это было уже не так важно: ты ожидала каких-то странных ощущений, может быть, боли, и беспокойство о своем теле вытеснило обостренное восприятие окружающего.

Поэтому ты не сразу обратила внимания на человека, подсевшего к тебе за столик.

- Вы, я полагаю, Яна? - мягко спросил он.

Ты промямлила что-то не очень членораздельное, смысл твоих слов сводился примерно к следующему: не будем глупить, пора переходить к делу. Незнакомец производил вполне приятное впечатление, его можно было назвать даже красивым, и тебе совершенно не хотелось в сотый раз перетирать надоевшие банальности.

- Меня зовут Виктор Гасар.

- Я поняла.

Через час (Виктор все-таки оказался сторонником некоторых общепринятых условностей) ты поднялась с ним в номер. Свет оставался зажженным, и Гасар внимательно следил за тем, чтобы твой бокал всегда оставался наполненным.

Потом он провел рукой по твоим волосам, отодвигая их назад, и увидел на лбу маленький горизонтальный шрам.

- Это что?

Вспомнилось мгновенно - как полоснуло: черные пятна на Сириусе взбунтовались и извергли в Пространство фонтан радиационных брызг. Все полеты в том регионе были запрещены, и вы с капитаном Златовым неделю простояли на какой-то захолустной планетке. Делать было нечего, и ты развлекалась тем, что читала древний рыцарский роман. Там описывался обряд побратания: надо было сделать надрезы на лбу, прислониться друг к другу головами и обменяться мыслями. Люди, совершившие этот обряд, считались соединенными навечно, они становились ближе друг другу, чем близнецы, вышедшие из одного чрева. Тебя так увлекла эта идея, что ты - то ли в шутку, то ли всерьез - предложила ее капитану Златову.

-- Давай?

-- Ну давай.

-- Нет, ну правда, давай?

-- Давай.

Каким бы глупым ни казался вам самим этот поступок, но, совершив его, вы оба почувствовали сначала легкой смятение, а потом - невероятную силу, близость и родство…

Бывают моменты, когда вдруг обостренно ощущаешь ненавистную реальность. Ты встала и вышла на балкон, разулась и села на перила. Тебя абсолютно не смущало, что внизу непрерывным потоком струились двадцать три этажа. Ты болтала ногами, и ступни, не останавливаясь, перебирали душную теплую вонь улицы.

За твоей спиной - комната, впереди тебя - бездна. Ты вспомнила тот мягкий глубокий малахитовый взгляд, тебе самой надоевшее отчаяние стало темным и исчерченным. Наклонишься вперед, и все встанет на свои места: ты - раздавленный мазок, а над тобой - мегаполис.

Виктор тоже зачем-то разулся и сел рядом.

Ты сознавала, что момент совершенно неподходящий, но (может быть, именно поэтому) ты рассказала ему о капитане Златове.

Ты сказала, что между вами сейчас - предельно четкая граница, которую - не пересечь. По крайней мере естественными путями. Ты быстро взглянула на него. Он смотрел вниз - на мириады светящихся, разноцветных кубиков, беспорядочно мельтешивших на далеких, ставших вдруг тонкими, изящными улицах.

- Знаешь, что я недавно подумала, - ты уже не могла остановиться, - что высшее проявление любви - это желание, чтобы тебя убил тот, кого ты любишь. Но для меня это невозможно, к сожалению…

- Мне тоже уже давно хочется кого-нибудь убить. Я не знаю, кого именно, но знаю, какой она должна быть, чтобы мне захотелось это сделать.

- Именно она? - заинтересовалась ты.

Виктор мечтательно запрокинул голову.

- Конечно, именно она! - признался он, - она должна носить много украшений, и чтобы они звенели, когда она будет пытаться убежать!

Ты задумалась:

- По-моему, тебе важно не то, носит она украшения или нет. Тебе важно, чтобы она испытывала страх. Разве нет?

Он энергично замотал головой, тебе показалось, он сейчас упадет, и ты придержала его за локоть.

- Осторожнее!

- Мне не важно, что испытывает она! Наоборот, если я буду обращать на это внимание, то, как ты думаешь, что получится?

Ты пожала плечами.

- Так вот, - пояснил Виктор, - может получиться так, что я поставлю себя на ее место! А это - крушение всего: всех надежд, всех целей, крушение всего, за что я держусь!

Ты поняла, что он уже много думал об этом, и знакомит тебя не с мыслями, пришедшими в голову во время беседы, а с плодами своих долгих, вероятно, ночных, раздумий.

- Ты хорошо спишь по ночам? - спросила ты, чтобы проверить внезапную догадку.

- Когда как. Знаешь, я совершенно не могу засыпать на голодный желудок. Врачи говорят, что ужинать надо как минимум за два часа до сна, не позже. Ну я так не могу! Я поем и ложусь спать, - он скорчил жалобную гримаску, - иначе у меня начинаются голодные боли. Ты знаешь, у меня гастрит.

Ты представила, как он ворочается в постели, прикладывает ладони к животу, чтобы их теплом унять боль, и тебе стало мучительно жаль его. Ты не знала, что в такие ночи напряжение, испытываемое желудком, будто перекидывается на мозг, и Виктор выходит на ночные улицы, когда его мозг голоден не менее, чем желудок. Но если желудок хочет утолить голод свежим мясом очередной жертвы, то мозг избавляется от своего томления созерцанием ее мучений.

- Так какой она должна быть? -спросила ты, надеясь отвлечь его от мыслей о болезни.

- Она? - он задумался, - вот не знаю, как бы это поточнее сформулировать… Ты поймешь?

- Постараюсь, - пообещала ты.

- Она должна нести в себе энергетический заряд, неугодный энергиям, которые заполняют этот мир. Я - их верный слуга! - с пафосом произнес он.

- Боюсь, я не совсем поняла, - созналась ты, - поясни на примере.

- На каком?

- Ну например, на моем.

- Ты? - он внимательно посмотрел на тебя, дотронулся до твоих волос и лица, ты прикрыла глаза, почувствовав легкую дрожь удовольствия, затормошившую виски.

Внезапно он отпрянул от тебя.

- Что-то не так? - спросила ты.

Постепенно его дыхание замедлилось, и то, что так испугало его, он объяснил тебе совершенно спокойно.

- В тебе есть этот заряд. Это совершенно точно. Я почуял это, еще только войдя в номер. Но потом забыл. Потому что твоя энергетическая сущность близка моей. Это значит, что я тоже не угоден Тонким Энергиям.

- Не угоден чему?

Позже, гораздо позже ты подумала, что впервые услышать о Тонких Энергиях из уст маньяка-убийцы - это символично.

Вслед за этим, даже не меняя выражения лица, он разжал руки, оттолкнулся и спрыгнул с балкона. Ты вскрикнула, и твой крик соединился с его в немыслимых, ужасающих объятиях, которых вы так и не подарили друг другу при жизни.

Твое оцепенение длилось несколько секунд. Ты успела покинуть гостиницу до того, как начальник охраны отдал приказ оцепить здание. Очутившись на улице, ты поймала такси и, абсолютно не сомневаясь, велела ехать к космопорту. Обращаться за помощью к Ольге? Нет.

Так ты вернулась в Космос.

Великое Пространство встретило тебя привычной пульсирующей тьмой. Она будто была соткана из многих миллионов подергивающихся трубочек и пластинок, на каждом кончике которых пузырились звезды.

Сразу после взлета, который необходимо было осуществить вручную, ты поставила корабль на автопилот и пошла спать. Заснуть не удавалось, кровать казалась пыточным ложем, дьявольски хотелось без остановки кружить по каюте, но ты заставляла себя оставаться в постели.

И тут странное серебристое сияние отделилось от стены и приняло очертания капитана Златова.

Мелькнуло далекое-далекое воспоминание: так уже было когда-то. Тебе было пять лет. Однажды ты проснулась среди ночи и увидела в проеме двери огромный скелет. Ты видела его во всех деталях, и впоследствии, обдумывая увиденное, ты ясно понимала одно: пятилетний ребенок просто не мог обладать настолько совершенным знанием анатомии, чтобы вообразить себе хоть что-то подобное. Значит, это было в действительности? Ты не испугалась, хотя и ясно понимала: проскользнуть быстренько в родительскую спальню не получится - скелет стоял в дверях. Тогда ты просто отвернулась к стене и заснула. Сверхъестественное не пугало тебя даже тогда, а уж сейчас…

"О жизнь моя, любовь моя, мечта моя, наконец-то исполнившаяся!" - и ты протянула руки навстречу изображению. Оно величественно скользнуло под золототканое одеяло.

Все было абсолютно реально, в свете многих звезд ты видела две морщинки на загорелом плече капитана Златова, ты обняла его, но твоя рука, не ощутив препятствия, вдруг легла на чуть шероховатую, белеющую в темноте простынь.

Его взгляд был выжидательно-грустным, он сам был просто вздохом, к которому можно было прикоснуться, но нельзя было ощутить, и ты спросила:

- Это и есть смерть?

- Нет.

Он не разговаривал на самом деле, его мысли скользили по твоим. Ты снова попыталась его обнять, он горестно отвернулся.

- Лучше бы ты умер, - вырвалось у тебя.

Он покачал головой:

- Нет, смерть - это гораздо хуже.

- Какая она, смерть?

- Она сквозит.

- Я хочу быть с тобой.

Вслед за этим он поцеловал тебя ( ни дуновения ветерка в дыхании, да и было ли оно?) и неслышно затворил за собой шлюзы.

"Ты прошла первый этап", - сказал он.

Во всем этом не было никакого смысла: в этом странном полете через молчаливую суровую Вселенную, в этих остановках на пограничных планетах, где ты по дешевке покупала консервы, чтобы что-то есть и топливо - чтобы зачем-то лететь дальше.

Капитан знал - зачем. Но он все время молчал, смотрел в иллюминатор, а ты присаживалась на корточки у его ног, и в такие минуты тебе было все равно - куда лететь, зачем… Главное, что сейчас его невесомые пальцы касались твоих волос.

Однажды ты остановилась на планете Черный пузырек. Из Космоса она казалась абсолютно черной, но чем ближе ты к ней подлетала, тем черней она становилась.

- Да ты не беспокойся, - пояснил капитан Златов, - она полая внутри.

- То есть как, полая?

- Возле Северного полюса - отверстие диаметром километров пять. Это вход.

Ты оставила корабль на опушке. Он немного просел в рыхлую почву, но более удобного места для посадки просто не было. Вечерело. Влажный воздух оседал на лице мелкими капельками. Ты выбралась на едва заметную тропку, и только спустя какое-то время поняла, что она ведет вовсе не к поселению колонистов - петляя и запутывая, она косо забирала в лес.

Тем временем совсем стемнело, и где-то впереди замелькал огонек. Свет то запутывался в густых ветвях, то возникал снова, и ты, боясь потерять его, окликнула шедшего впереди. Огонек остановился, потом опять задергался, но уже от ветра, и ты, продираясь сквозь путаные стебли, побежала к нему.

На тропинке стояла сгорбленная, закутанная в шаль старуха. В одной руке она держала факел, другой - придерживала на спине вязанку хвороста.

- Извините, вы не подскажите, какая дорога ведет в город?

- Зачем тебе в город? С твоими-то глазами, - спокойно возразила старуха и, не оглядываясь, пошла по тропинке. Тебе ничего не оставалось, кроме как идти за ней следом.

Как оказалось, тропинка вела к небольшой бревенчатой избенке, расположенной даже не на поляне, а прямо в гуще леса. Ставен не было, их роль выполняли старые ели, целиком забравшие дом в свои мохнатые объятия. Крышу засыпало пожухшими листьями и мелкой ранеткой. Старуха отодвинула еловую ветвь, приподняла дверь, с видимым усилием открыла ее, потом взглянула на тебя еще раз, будто оценивая, и сказала:

- Ну что ж, заходи.

Первым, на что ты обратила внимание, был пол. Он был весь устлан цветастыми половиками явно ручной вязки. Порхали бабочки, плавали лебеди, горько плакала царевна в роскошном кокошнике, то тут, то там появлялись безрассудные зайцы, хрумкавшие траву в непосредственной близости от льва.

Стены были так увешаны иконками, что ты с трудом разглядела под ними потрескавшуюся синюю известку. Королевой избы явно была печь. Топилась она по-черному, и иконки на стенах были покрыты темным налетом. Хозяйка спала на печи и в ней же мылась - в глубине жаркого зева стоял раскалившийся медный таз. Ощущение древности было таким сильным, что, казалось, ее можно было потрогать.

- Зови меня баба Сима, - обернулась к тебе старуха.

Ты кивнула, и она, вполне удовлетворенная твоим немногословным ответом, принялась накрывать на стол. И тут это произошло.

Баба Сима широко раскрыла глаза, и из под ее ресниц стали появляться, пролетать по воздуху и становиться на стол различные яства: яичница в чугунной сковородке, пирожки, как позднее оказалось, с черемухой, сметана и большие, толстые ломти дырчатого черного хлеба.

Баба Сима рассмеялась:

- Ты не бойся. Садись ешь.

Выучка капитана Златова сыграла свою роль. Ты окончательно пришла в себя и принялась за еду.

После ужина тебе удалось разговорить свою ранее молчаливую хозяйку.

- В город не ходи. Там из тебя жизнь высосут. Даже если не нужна никому - все равно высосут. Там что увидят - то и высосут.

- А как высосут? - не поняла ты.

- Черным дьяволом в глазу, черной бездной, черным котом, - пояснила старуха.

- Зрачком, что ли?

- Вот этим вот, - баба Сима ткнула своим крючковатым пальцем прямо в центр своего слезящегося глаза.

- Да, зрачком.

- Черный кот лапу вытянет и тебя цап-царапнет!

- Хорошо, бабушка, не пойду.

Удостоверившись, что ты все правильно поняла, баба Сима прошла в сени налить тебе топлива. Она оставила дверь открытой, и ты увидела, как из ее глаз в бочонок протянулись толстые, зеленовато-белые щупальца. По ним расползлись какие-то рисунки - где-то четкие, даже выпуклые, где-то расплывчатые. Ты узнала изображения глаз, носа, губ и поняла, что, многократно размноженное, искаженное это повторялось лицо бабы Симы.

- Что стоишь? Подтяни шланги.

Ты прошла в сени и взялась за щупальца. Ты ощутила влагу и вздрогнула от отвращения. Но вдруг ты поняла, что это не были какие-то естественные выделения, наподобие слез или слюны. Это, слегка просачиваясь сквозь небольшие трещинки, выделялось из щупальцев ракетное топливо. Ты услышала шум и поняла, что оно с огромным напором прямо-таки хлещет в ведро. Щупальца удлинялись, ты подтягивала их и тем самым помогала им вываливаться из орбит.

Наконец ты ощутила препятствие, "шланги" больше не двигались. Одновременно прекратился шум. В долю секунды, ты даже не успела заметить, как это произошло, щупальца вернулись на свое место, и отверстие шланга образовало зрачок.

Баба Сима протянула тебе бочонок с топливом, ты протянула ей деньги, но она замахала руками, отказываясь и даже, вроде бы, обижаясь. Ты не стала настаивать, наскоро попрощалась и почти выбежала из избушки. Каких только мутантов не бывает во Вселенной! Ты чувствовала что-то, очень похожее на страх.

Дорога казалась длиннее, чем раньше. Да и очарование леса подействовало на тебя: все здесь так напоминало Землю. Добрую старую планетку, с которой начали непобедимые колонисты свое шествие по дорогам Вселенной. Ты успокоилась, ты шла к тому месту, где совсем недавно оставила "Траву". Странное, конечно, имя для корабля. Именно имя, а не название. Сейчас все больше попадаются "Метеоры", "Венеры" и "Неустрашимые всадники". Но капитан Златов услышал однажды старую-старую песню… "И снится нам не рокот космодрома…". Ты шла, тихонечко напевая старую, будто отсыревшую песню, чей мотив давно затерялся в глотках умерших, песню, которую никто не пел уже лет пятьсот. Неведомое прошлое улыбалось, оттаивало, пульсировало в висках. Ее пели первые пионеры Космоса, и, казалось, сейчас они одобрительно улыбались тебе…

Вдруг ты почувствовала, что тебя незаметно стягивает с тропинки в сторону. Ноги как-то сами сошли с утрамбованной дорожки и потонули в мягкой траве. Тебя тянуло в сторону густых черных лиан. Ветра не было, но они четко, раз в две секунды, отклонялись то вперед, то назад. Причем все вместе. Иногда с них осыпалось немного сухой черной пыли.

"Ресницы! Тушь сыпется!", - догадалась ты, и в ту же секунду тебя абсолютно бесшумно втянуло внутрь, в маленький влажный черный пузырек. Пол сразу же стал зыбким, в нем образовался люк, ты провалилась туда, и твою шею моментально обхватило черным.

Так, погруженная в какую-то полость, сначала болтая ногами, но потом прекратив и эти напрасные попытки освободиться, ты висела довольно долго. Как ни странно, ты не испытывала страха. Твоя поза казалась тебе похожей на положение марионетки, и какая-то оставшаяся спокойной часть тебя вполне здраво рассуждала: "Нет, ну какой у меня, наверное, глупый вид! Кукольный театр какой-то! Это же просто смешно!".

Успокоившись таким образом, ты оказалась в состоянии мыслить логично. Ты поводила глазами из стороны в сторону и решила, что если твои глаза не могут все время находиться в одном и том же положении, то это может оказаться справедливым и для глаз, пленивших тебя. Пол действительно подергивался и иногда слишком сильно сдавливал твою шею. Ты решила дождаться ночи: в фазу быстрого сна глаза будут двигаться особенно активно. Если повезет, то в полу могут образоваться щели, если повезет еще больше, то в них можно будет протиснуться…

Определить время было невозможно. Пузырь постепенно заполнялся какими-то испарениями, от которых захотелось спать, и ты с трудом разлепляла истомившиеся веки… Постепенно ты поняла, что прошло уже очень много времени, наверняка прошла уже не одна ночь. Ей (наличие косметики на ресницах заставляло предположить, что это была именно ОНА) не снились сны. Пол, соответственно, оставался практически недвижим.

Ты принялась плакать, корчиться, извиваться. Ты вспомнила, как, желая тебе спокойной ночи, капитан Златов однажды сказал: к хорошим людям ночью приходят добрые ангелы и раскрывают над ними яркие зонтики, чтобы им снились хорошие, цветные сны, а к плохим приходят серые тени и раскрывают серые зонтики…

К той, что пленила тебя не приходил никто - значит, она очень плохой человек…

Внезапно ласковое тепло коснулось твоего заплаканного лица. Яркий свет проникал сквозь стены, она широко-широко, в недоумении раскрыла глаза. Черный пол моментально отлепился от твоей шеи, ты встала, и огляделась. Сначала была красная река, она вынесла тебя к белой бездне, на дне которой ты увидела вереницу огней. Ты пошла по ним и вышла в реальность.

Оказалось, что капитан Златов направил луч корабельного прожектора на город мутантов, и он побежал, оставляя мерцающий золотой след, по печальной кромке между темным искусственным небом и твоим сознанием.

Через полчаса ты подняла корабль в воздух.

- Любимый мой…

В тот день ты научилась погружаться в него. Раньше, если твои руки ненароком проскальзывали в мерцающую тень капитана Златова, ты сразу же отстранялась, пугаясь этой потусторонней бесплотности. Но в тот день твоя благодарность победила страх.

Ты обняла его, спрятала лицо у него на груди и вдруг увидела свою руку, погруженную в золотистое свечение. Ты поняла, что твое лицо сейчас выглядит также. Ты обняла его крепче и медленно, плавными, робкими движениями проникла в него.

Когда ты очутилась в нем вся и осмотрелась, то увидела в его груди довольно большую Золотую Кромку. Она сокращалась в каком-то не поддающемся описанию режиме: то часто-часто, и тогда свечение, разгоняемое по тени капитана Златова вскипало и обливало тебя, то медленнее, и тогда струйки света замедляли свой бег. Ты поняла, что он взволнован, прикоснулась к Золотой Кромке и погладила ее. Она забилась в твоих руках, одним, каким-то особенно страстным рывком выпустила в тебя сотню огненных струй. Ты подставила им лицо, покорилась их ласке, и постепенно он всю тебя омыл собой…

Когда ты вышла из него, и твое дыхание наконец-то восстановилось, ты спросила:

- Почему ты не делал этого раньше?

- Ты же боялась.

- Это не страшнее, чем висеть в Черном Пузыре… Кстати, объясни мне, что это было…

- Сейчас?

- И сейчас и тогда - в чьих-то глазах…

Он задумался, припоминая, потом его мысли, проплыв по твоим, поведали вот что:

"Люди колонизировали Черный Пузырь лет четыреста назад. Сначала, конечно, ему присвоили какой-то номер, потом назвали в честь одного из первооткрывателей… Когда люди прилетели туда, то сразу поняли, что энергии не хватает: люди болели, дети рождались ослабленными. Спать все время хотелось. Ну, стали витамины пить, кофейный бизнес хорошо шел. Но это только первые лет двести. А потом стали рождаться люди, которым стоит только посмотреть на другого человека, и они наполнялись его энергией. Самые сильные из них забирали сознание целиком. Когда я нашел тебя, ты лежала в обмороке, там же в лесу - ты нарвалась на довольно сильного мутанта, милая."

- Ну и черт с ними!

- А кстати, знаешь, почему им не хватало энергии? Потому что не было открытого неба. Ведь небо - оно дает столько сил и столько надежд… Почти столько же сколько море.

В ту ночь, опутав себя тончайшими шелковистыми нитями удлиненных Золотых Кромок, из которых была соткана его тень, ты заснула почти сразу же. Тебе приснилось море - синий фон куда-то подевался, остались только белые барашки. Ты забежала в воду по колено и, смеясь, махнула капитану Златову. Волна окатила вас обоих и сбила с ног, вызвав новый взрыв смеха. Вы переплелись сначала в тесном объятии, потом - в блеске Золотых Кромок. Сотканное из пены великолепие было подобно белоснежным кружевам, их замысловатые узоры повторяли, дублировали вас. Ты запрокинула голову и взглянула на небо. Оно оказалось сплетено из голубого шелка, а радуга - из детского, земного разнотравья…

На пике наслаждения ты будто поднялась вверх и взглянула на себя со стороны. Тончайшее сплетение твоего восторга сложилось в разноцветную пленку, распластавшуюся на поверхности моря и протянувшуюся на многие километры…

Еще немного вверх - и все переплетения мира завертелись в разноцветном водовороте, низринулись в темноту чьих-то темных, сонных глаз, потом расправились и воплотились в узор на рукавичке, которую когда-то тебе связала твоя бабушка…

Потом два ангела свернули свои летние пляжные зонтики, и сон кончился.

Это случилось в один из тех дней, который мог запомниться разве что отсутствием всех ощущений. Вообще в первые дни после того, как ты научилась проникать в тень капитана Златова, для тебя перестали существовать все иные впечатления: это касалось даже самых элементарных потребностей вроде приема пищи. Ты просто забывала об этом. Не было для тебя ничего прекрасней слияния, и если ты чем-то и занималась в эти ко всему безразличные дни, так это тем, что обдумывала, смаковала, перекатывала на языке это обычное вроде бы слово.

Может ли быть мысль ни о чем? Оказывается, может. На самом деле такое ощущение - единственный по-настоящему верный критерий счастья, точно так же, как поступки, совершенные в отношении кого-либо - показатель отношения к нему. Именно поступки, а не оправдания и не мысли.

Ты сидела за штурвалом в каком-то странном, отрешенном состоянии, рассеянная улыбка, вырвавшаяся из самой глубины твоего существа, незабудкой распустилась на губах.

И в какую-то секунду пол бешено завертелся. Ты выпустила из рук штурвал, кувырком покатилась по полу и больно ударилась о металлическую переборку. В голове мелькнуло что-то отчаянное и нецензурное одновременно. И еще ты вдруг поняла - вовсе не твое расслабленное невнимание было причиной аварии. Если уж быть совершенно честной, то ты неплохо управлялась с кораблем даже в состоянии, близком к бессознательному. Виновато было чье-то постороннее вмешательство, которого ты не заметила потому, что в течение нескольких дней оно вполне успешно маскировалось под пустоту…

Падая, ты успела локтем задеть кнопку "экстренная посадка".

Когда ты пришла в себя, на этой планете был вечер. Звезда, по-видимому, из того же спектрального класса, что и Солнце, похожая на него - такой же желтый карлик - размазывала на горизонте сиреневые тени. Вдали виднелись серые расплывчатые очертания селений. Серая пыль носилась в воздухе, от нее начало чесаться горло, и тебе сразу же захотелось пить. Ты освободилась от погнутой железяки, нестерпимо больно прижимавшей тебя к полу, подтянулась на руках и спрыгнула. Верхняя и передняя части корабля были смяты в гармошку. Металлические конструкции оказались не прочнее бумажного домика.

Капитана Златова нигде не было. Ты подождала, подержала голову в состоянии пустоты, давая ему возможность проникнуть в мозг знакомым, золотисто-бронзовым прикосновением.

Потом, загребая ногами песок, ссутулясь, ты медленно пошла к городу.

Серые строения выглядели абсолютно заброшенными. Видимо, колонисты сочли эту планету непригодной. Темный налет покрывал все стены, тротуары, заборы. Он остался на пальцах, на подошвах, он оказался еще и липким, и скоро ты поняла, что от него не избавиться. Жажда мучила тебя все сильнее. Ты покинула город и пошла по пожухлой траве непонятно куда. Города строились рядом с реками - это единственное, в чем ты была уверена. Вскоре ты действительно набрела на узкий полузасохший ручеек. Ты склонилась к нему, но тут же отдернула лицо - еле двигавшаяся вода была покрыта тем же темно-серым налетом.

Весь вечер, до тех пор пока не стемнело, ты продолжала искать какой-нибудь другой ручей. Наконец ты не выдержала, подбежала к ручью, легла на песок и стала пить.

Потом вытерла с лица мгновенно высохший серый налет.

Прошло довольно много времени, прежде чем зыбкая серая пелена появилась перед твоими глазами - словно нечто, пленившее тебя, из милости не сразу воспользовалось своей властью. Ты протерла глаза, и серая пленка вроде бы стала редеть. Но, как ты поняла после, это было только прелюдией к ее многочисленным видоизменениям. Освободившись от излишка тумана, она превратилось во что-то, напоминающее решето, сплетенное из твердых проволочных прутьев. Потом от проволоки стали отделяться тонкие ниточки, соединяющиеся друг с другом в замысловатых комбинациях, и решето превратилось в ткань, у которой ты видела каждое волоконце. Образовавшаяся ткань опустилась на твое лицо, и вдруг ты поняла: это смерть.

Ты отчаянно закричала, и в ответ на ткани проступило лицо. Золотистые локоны. Широко расставленные голубые глаза. Нежная красота.

- Пойдем со мной.

И внезапно ты очутилась совсем в другом месте. Серый город ожил. Люди безостановочными потоками струились по улицам. Ты замотала головой и крепко схватилась за руку своей спутницы.

- Лена, - представилась она и протянула тебя тяжелый серый плащ.

Ты набросила плащ, но Лена заставила тебя застегнуть его на все пуговицы и надвинуть на глаза капюшон. В кармане обнаружилась трещотка. В таком виде Лена и повела тебя по улицам. Ты практически ничего не видела, кроме бесчисленного множества ног. Постепенно ты даже наловчилась, наблюдая за ногами, останавливаться на красный свет светофора. И тем не менее ты не могла не заметить, что появление Лены везде вызывает бурный восторг. Люди здоровались с ней, приветствовали и поздравляли. Ты хотела спросить, какой сегодня праздник, но Лена все время напоминала тебе о необходимости пользоваться трещоткой, и на вопросы не оставалось времени. Ты задала только один:

- Куда мы идем?

В ответ ты услышала радостный звонкий смех.

- В мой дворец. Сегодня у меня юбилей. Мне исполняется двадцать.

- Поздравляю! Но все-таки где мы?

Лена начала издалека:

- Первыми переселенцами на эту планету были японцы. Они издавна, еще на Земле, очень уважали мертвых. Здесь они поступали так: прах засыпали в горшочек, а для горшочка ставили маленький домик. Потом они почему-то решили не сжигать мертвых, а хоронить так. И строили для них большие дома. Вскоре места для мертвых перестало хватать. Тогда появились шатуны… Это были те, кого не похоронили. Им было неспокойно, и они слонялись по улицам. Вскоре земляне привыкли к ним. И напрасно. В настоящее время на этой планете города мертвых вытеснили города живых."

Некоторое время, пораженная, ты молчала. Потом все-таки начала понимать: трещотка, плащ, странная спутница…

- Я умерла?

- Вовсе нет! - воскликнула Лена, - это просто для того, чтобы предупреждать мертвых о твоем приближении, они ведь брезгуют тобой!

- Но почему?!

- А тебе хочется быть живой? Все эти чувства, страсти, мечты? Ты этого хочешь? Я имею в виду, если они не исполнятся.

Ты замолчала. Брезговать страстями? Может быть.

Вскоре ты очутилась в огромном, полуосвещенном зале, где Лена позволила тебе снять капюшон. Ты осмотрелась. Веселая, беснующаяся толпа расступалась перед Леной и почтительно пропускала ее вперед. Лена, смущенно улыбаясь, принимала эти знаки преклонения. Ведущий на сцене объявил:

- Ее величество Смерть!

Лена, застигнутая врасплох, робко огляделась. Она возражала, но множество рук подняло ее и вынесло к сцене.

- Ну, я очень рада, - начала она, - простите, я так волнуюсь… Что столько людей пришло на мой юбилей, что столько по-настоящему преданных мне людей… ой, ну я так волнуюсь, простите меня! Что они пополнят наши ряды! А начнем мы наш вечер с образцово-показательной казни!

И Лена с облегчением передала микрофон ведущему.

- Ну-ну, не стесняйтесь, проходите! Да-да, я вам! - он весело поманил кого-то из зала.

И вдруг та же самая непреодолимая сила, которая только что увлекла к сцене Лену, опрокинулась на тебя. Ты рванулась, пытаясь освободиться. Это даже удалось тебе, но только - на какой-то момент. Не знающим жалости людским потоком тебя вынесло на сцену.

Там уже стоял какой-то очень сложный агрегат высотой в два человеческих роста. Ведущий снял с него кожух и обнажил шестеренки, винтики, колесики - все те потаенные глубины механизма, где скрывались невообразимо высокие научные знания.

Пока ведущий объяснял залу все тонкости казни, тебя поставили на колени и скрутили за спиной руки. Гул голосов стих. Люди внимательно слушали, какое именно колесо раздробит тебе какую косточку, и откуда появятся нити, которые прошьют уже под конец казни твое тело. Человек, обслуживающий механизм, принял указку из рук ведущего и показал все части того, что язык не повернется назвать просто орудием казни…

Внезапно ты успокоилась. Смерть, какой бы мучительной она не была, для тебя означала одно - воссоединение с капитаном Златовым. И когда ты поняла это, страх куда-то пропал. Когда теоретическая часть казни завершилась, ты сама встала и подошла к механизму. Он был невероятно сложно устроен, а поскольку объяснений ты не слушала, то ты очутилась в полном неведении насчет того, что тебе делать. Никто не делал тебе никаких пояснений, и ты спросила:

- А куда встать?

Ответа не последовало, зал с недоумением наблюдал за тобой. Лена что-то зашептала на ухо ведущему. Тот поморщился, потом повернулся к зрителям, улыбнулся на секунду нацепленной улыбкой и сказал, что представление прерывается по техническим причинам. Занавес опустился, но даже его плотный тяжелый бархат не ослаблял гула недовольных голосов, доносящихся из зала. Лена замысловато выругалась. Обслуживающий персонал застыл в недоумении.

- Это мой день Рождения! - чуть не заплакала Лена.

- Может, все-таки попробовать, - ведущий подошел к ней и, стараясь утешить, неловко обнял за плечи.

Она сбросила его руку и почти закричала:

- Если ей не страшно, откуда мы возьмем энергию для работы механизма?! Она сама должна ее нам дать!

Она отняла руки от лица и с ненавистью набросилась на тебя:

- Где твоя тонкая энергия?! Почему ты не пищишь, как мышь раздавленная?! Ты, слушай меня! Я тебе не прощу этот день Рождения!

- Да заткнись ты.

Через служебный выход ты вышла на улицу. На перекрестках серого города опять не было ни одного человека.

Лена вышла вслед за тобой.

- Я тебя подвезу. Но с условием - исчезнешь на ближайшей планете, и чтоб я тебя больше не видела!

- Можешь и не подвозить. Сама доберусь.

- Хотела бы я знать, как! - ухмыльнулась она, - не оскверняй мою планету своим присутствием.

Лена высадила тебя на ближайшей населенной планете. Ты от души понадеялась, что никогда больше ее не встретишь. Вот так ты и очутилась на какой-то незнакомой планете без корабля, без денег, без вещей. Планета была пограничная, вдалеке от основных космических трасс. Немногочисленные поселения располагались, как ты увидела еще с воздуха, в восточной стороне, на равнине. Там же располагался небольшой космопорт.

То, что ты собиралась сделать, было неприятно. Отвратительно.

Кораблей на стоянке было несколько. Космонавты, недовольные, сумрачные бродили вокруг, приветствовали знакомых, осведомлялись о цене на топливо и отпускали критические замечания насчет чужих кораблей. Кто-то устанавливал новые циклотроны, кто-то заправлялся, кто-то просто остановился позавтракать. Шиферный навес заменял столовую. Ты огляделась вокруг, поколебалась и подсела за столик к пожилому седому капитану. Он чем-то походил на доктора, к которому ты ходила в детстве - серьезный, задумчивый и какой-то уютный.

- Вам до Земли не по пути? - спросила ты.

- По пути - не по пути - вопрос относительный, - заметил капитан, - за сколько?

- За бесплатно, - выдохнула ты и чуть не зажмурилась от страха и от стыда.

- Бесплатный, девушка, только сыр в мышеловке.

- Извините.

Ты отошла от него чуть не плача и еще долго собиралась с духом прежде чем обратиться к другому космонавту. Но на этот раз тебе повезло больше.

- Стопщица, что ли? - спросил высокий, бородатый, как таежный охотник, мужик, - в грузовом отсеке одно свободное место. И не надейся что-нибудь украсть. Я все бананы оттуда убрал.

Как именно тот капитан определил, что осталось одно свободное место - так ты никогда и не узнала. В грузовом отсеке - темном, вонючем кубрике - вповалку валялось несколько человек. О каком-то отдельном месте речь в принципе не шла. Все без исключения были пьяны и оттого весьма доброжелательно настроены. Следом за тобой в корабль забралась лохматая смуглая девица в фиолетовом мини.

- Тут все до Земли? На Рамрисе никто не пересаживается? Ну и отлично, - и перегнувшись через погнутую железную перегородку, отделявшую капитанскую рубку от грузового отсека, она крикнула:

- Товарищ, без остановок!

Через трое суток ты не выдержала. Капитан, бормоча ругательства, все-таки высадил тебя на Рамрисе. Страшная духота, теснота, похабные анекдоты и, главное, руки, ползающие по тебе как пауки, едва ты пробовала заснуть - все это оказалось слишком.

- Остановитесь, пожалуйста, - просила ты.

К твоему удивлению, та девица в фиолетовом - Лида - сошла на Рамрисе вместе с тобой.

- Всем пока. Была рада познакомиться! Простите и прощайте! - она выпрыгнула за тобой следом.

Ты прислонилась к дереву и обняла его изо всех сил. Лида прекратила махать улетающему кораблю:

- Это не космостоп, - констатировала она, - это блёвань. Надо выпить.

С риском для жизни лавируя среди трогающихся кораблей, покрикивая на автоматические тележки с грузами, Лида пешком перешла все пять полосок космопорта и еще долго ждала тебя в небольшом кафе "Все земное".

Ты взяла себе пива, Лида угостила тебя пельменями.

- Что б я еще раз! - все время повторяла она, - нет, никогда, ни за какие коврижки!

- Что никогда?

- Такой стоп, - объяснила она, - это ж надо - в грузовом отсеке ехать!

- Что ж ты там ехала?

- Мне надо было улетать срочно. Не было времени подыскивать чела с нормальным кораблем.

- Чела - в смысле человека? - не поняла ты.

- Ну да. Понимаешь, мне надо было смыться от своего парня. Ну вот надо было и все. В общем, у меня было два часа… Ладно, тут гостиница на втором-третьем этажах. Заночуем здесь.

Ночью, уже лежа в постели, ты все-таки спросила:

- Лида, а как ты раньше летала?

- Раньше… Надо стопануть хорошего чела. С нормальным кораблем. Летишь с ним в рубке. Смотришь на звезды, слушаешь музыку…

- Вдвоем летишь?

- Когда как, но чаще всего да.

- Но ведь это же опасно - ты же в Космосе совсем одна…

Лида аж села в постели:

- Запомни, это абсолютно не опасно!

- Первое правило космостопщицы - не бойся.

- Второе правило космостопщицы - никогда не бойся.

- Третье правило - если все-таки испугалась, то отправляйся домой на такси и больше с родной Земли - никуда. Даже на лунную экскурсию.

Лида, скрестив ноги, сидела на кровати, жевала бутерброд и перебирала только что купленные платья.

- Хочешь, дам тебе вот это? Как раз для стопа.

Она подняла маленькое зеленое платьишко с большим вырезом.

- Это в стиле "хочу домой, к родным лугам!". Ну как?

Ты переоделась и встала перед зеркалом во весь рост. Угловатость, свойственная всем космонавтам, с Академии привыкшим к комбинезонам и ботинкам, только подчеркивала твой возраст - юный и вполне подходящий для стопа по мнению Лиды. Серебряная челка треугольником. Всполохи синих глаз под неимоверной тяжестью густых ресниц. Следы недавнего земного пьянства и злоупотребления ибирским сахаром были тщательно, но неброско припудрены.

- Лида, - помолчав, спросила ты, - почему ты так обо мне заботишься?

- Все мы с чего-то начинали. Меня тоже этому учили. Когда-нибудь ты будешь кого-то учить. Цепочка не должна прерываться. В этом что-то есть, правда?

- Я никого не буду учить. Мне просто надо домой. На Землю.

Но постепенно твоя великая любовь к великой планете иссякла. Это раньше ты с капитаном Златовым смотрела футбольные матчи между сборной Земли и Фибса, это раньше ты каталась в восторге по полу, радуясь победе землян. Теперь ты была интерстопщицей - вне столбов и границ.

Ты стала, по твоему собственному выражению, "хронической стопщицей". На Землю тебе уж давно не хотелось. Зато полеты космостопом - каждый день, да по несколько раз в день.

Ты поджигала ракеты, и разноцветные стрелы неслись прямо в космос. Корабли снижались, и ты нагло спрашивала:

- До Центра не подбросите? - и после паузы, - бесплатно.

Разные люди встречались тебе на космостопе. Кто-то смеялся, кто-то хамил. Такие потом обнаруживали пропажу денег и ценных вещей. Как правило, денег перевозили много, и одной такой поездки хватало на месяц. Ты воровала не у всех подряд. Почти все пилоты относились к тебе с пониманием и довозили, даже если было не по пути.

Воровать было не сложно. К каждому предмету на кораблях была приклеена электромагнитная этикетка - штрих-код с номером корабля. Тебе оставалось только соскоблить штрих-код. Если он был крепко приклеен, ты его предварительно смачивала. Так ты однажды достала из бардачка золотое, с массивным рубином, кольцо, быстро сунула в карман, незаметно облизнула ладонь и за две минуты соскоблила размоченный штрих-код. Все это - не прекращая разговора с хозяином корабля.

Что бы сказал об этом капитан Златов? Вероятно, ничего хорошего. Ты избегала думать о нем, и, кажется, впервые тебе это удавалось. Его исчезновение после аварии ты сочла окончательным - чем-то вроде стопроцентной смерти.

А однажды - ты встретила Игоря. Он подвозил тебя на Ибир, куда ты летела за свежей порцией сахара.

Загорелый, голый по пояс - в корабле не работала система охлаждения - одет в темно-зеленые шелковые шаровары, мускулы рельефные, волосы гладкие, черные, до плеч.

- Жарко тут у тебя, - сказала ты, сняла с себя куртку, свитер, расстегнула до половины рубашку и завязала на талии узлом. Перехватила его восторженный взгляд и съязвила:

- Что, раздетых женщин никогда не видел?

- Да что мне на тебя смотреть, - усмехнулся он, - я видел не только голых женщин, я видел женщин, вывернутых наизнанку.

- Господи! Страхи-то какие рассказываете, - деланно испугалась ты.

- А ты что, ничего не боишься?

- Ни-че-го!

- И даже змей?

- И даже змей.

- Тогда будем обедать. Смотри, какой у меня холодильник.

Пакет с едой Игорь прищемил дверью так, что еда оставалась в Космосе, а ручки пакета - на корабле. Чтобы втащить пакет целиком Игорю пришлось изолировать шлюз от остального корабля, надеть скафандр, раскрыть внешнюю дверь, придерживая пакет рукой, вернуться в рубку, разблокировать шлюз и опять наполнить его воздухом.

- И ты каждый день так делаешь?

- Ну да. Кстати сегодня вкусный обед. Я в джунглях на Рамрисе поймал змею. Говорят, деликатес. Подожди, сейчас разморозится.

Змея действительно оказалась вкусной, несмотря даже на то, что посолить ее было нечем, а вина, которым по рецепту ее надо было запивать, уже не осталось. Так что ты пила минералку, ела пресную змею, смеялась шуткам Игоря, а вечером заснула в его объятиях удивляясь даже не этому, а непривычному состоянию трезвости.

Он подвез тебя на Ибир, пожелал удачи, и по его дрогнувшему голосу ты поняла, что ему не хочется улетать.

- Куда ты после Ибира? - спросил он.

И ты бездумно ответила, что сама еще не знаешь.

- Полетим со мной.

- Да нет, я лучше космостопом, - ответила ты, - ладно тебе, Земля круглая, попа скользкая - может, увидимся.

- Это Земля круглая, - тихо произнес он, - а Вселенная?

- Черт знает, - тебе не терпелось покурить.

- А мы уже виделись однажды, - сказал он, - на Земле.

С трудом, но ты его все-таки вспомнила. Из горла вырвался короткий смешок. Ты уже давно не запоминала тех, кто покупал тебе коктейли и помогал сначала - скоротать ночку, а потом - задернуть молнию сзади. Игоря, впрочем, стоило запомнить - он был первым в этом списке.

- Если что, я всегда летаю по этому маршруту. Могу подвезти.

Ты торопливо сунула в карман смятую бумажку.

- Ладно, пока.

Лена взяла горсть земли, сжала в кулаке, а потом, чуть ослабив хватку, стала выпускать песок обратно. "Еще один бестелесный", - подумала Лена.

Освобожденная земля слиплась мягкими комочками и превратилась в капитана Златова. Он был серым, липким и с недоумением оглядывал сам себя.

Он яростно протер кулаком глаза и увидел прямо перед собой девушку с нежным лицом.

Она протянула к нему руки и улыбнулась.

- Лена.

- Лена, - восторженно повторил он.

- Твой корабль разбился, - напомнила она.

Он наморщил лоб, будто пытаясь что-то вспомнить.

- Она ушла, - сказала Лена.

Через пару часов, когда на планету опустились сумерки, бесплотные, невесомые, как они, Лена провела его в шатер и прозрачными пальцами коснулась лица.

- Я - Черная Фея.

Препятствий между телом одного и духом другого больше не существовало. Ты была далеко, и две тени улыбнулись друг другу.

Капитан Златов поставил на стол бокал из оранжевого стекла. Лена разделась и легла с ним рядом.

- Ты слышишь? - спросил капитан Златов.

- Что? - нахмурилась Лена.

- Какой-то гул… Вроде бы море.

- На Рефороне нет моря! Спи!

Капитан Златов пожертвовал ей свое плечо и пожелал спокойной ночи. Странный шум тягуче запульсировал в висках. Он сразу же открыл глаза. Он быстро понял - надо концентрировать взгляд на каком-нибудь предмете, тогда гул ослабевал.

Лена что-то пробормотала во сне. Он стал, не мигая, смотреть туда, где ткань шатра чуть расходилась, впуская немного света блестящей рефоронской луны. На земле образовался мерцающий полукруг. Капитан Златов смотрел на него не отрываясь. Золотая Кромка. Постепенно шум моря стал терять свою тугую ритмичность, ослабел и прекратился совсем. Капитан Златов заснул.

В это самое время ты докурила розовую трубку, отметила про себя, что сахара осталось совсем чуть-чуть и, уже застегивая рюкзак, наткнулась на раковину, которая по странной случайности уцелела при аварии и которую ты зачем-то взяла с собой. На ее ребристых гранях сияли Золотые Кромки. И чем больше ты вглядывалась в них, тем сильнее раковина втягивала твой мозг в свою спираль. Тихий свист, сопровождавший это движение, постепенно стал ниже и превратился в шум моря. Вы с капитаном Златовым лежали на берегу и смотрели на небо - простое, синее, только мелкие невычкрные звезды были подкрашены туманом Млечного Пути…

Ты отбросила раковину. Изображение исчезло.

Однажды ты сидела в баре, потягивала коктейль и поджидала какого-нибудь чела, который согласился бы подвести до Гебеля (тебе туда было не нужно, просто от названия веяло чем-то немецким, а тебе недавно захотелось основательности). Заведение напоминало хорошую старую закусочную: пахло жареной, с луком рыбой, коричневатый полумрак разбавлялся жарким белым паром, просачивающимся из кухни. Обернутые вокруг лампочек газеты заменяли абажуры. Ты рассеянно смотрела на свет, ты уже не противилась Золотым Кромкам, подразнивающим тебя как только можно. И вдруг ты увидела его имя. Ты быстро сорвала газету с лампы и, стоя в чересчур ярком, мгновенно образовавшемся пятне, прочитала статью о Вадиме.

Наверное, ему было неприятно, когда он это читал. Впрочем, газета была еще прошлогодняя… Он, оказывается, возродил традиции рабовладения на какой-то окраинной планете, невероятно преуспел и именно за это подвергся нападкам.

Ты расстегнула рюкзак. У тебя оставалось пять ракет. Ты прикинула расстояние и решила, что при соответствующем везение путешествие займет пару дней.

Сердце яростно забилось - как бывает всегда при внезапном появлении настоящей, не придуманной просто так цели…

- Приостановитесь, пожалуйста, если вас не затруднит, - попросила ты, - я покажу, где именно меня высадить.

- Как вам будет угодно, - пилот попался вежливый, и вы, стараясь перещеголять друг друга, целый день соперничали в изысканности формулировок.

Ты взглянула на поверхность планеты. Даже из Космоса была видна огромная, в двадцать метров толщиной, стена, которой Вадим огородил свои владения. Это была желтая планета… У нее была не одна звезда. Целых три соперничали за обладание ею и лохматыми бешеными шарами крутились в небе. Ты вспомнила: там на деревьях росли блестящие огненные плоды. Но холодные, как ни странно… Капитан Златов на твоих глазах сорвал с ветвей пламенеющий шар, и не обращая внимания на огонь, оранжевыми струйками выплескивающийся ему на кожу, выдавил в твои бесстрашно подставленные ладони прохладную пенистую влагу с крупными пузырями на поверхности, которые лопались даже без прикосновения - хватало одного приближения пересохших губ и языка. То, что так искусно маскировалось под огонь, на самом деле дико боялось горячего дыхания…

Ты подумала, что не сможешь остаться надолго: как и на всех планетах, где была с ним…

- Ну, вы решили? - вежливость была отброшена в пользу более откровенного обмена мнениями.

- Вон там, к востоку от того места, где заканчивается Стена.

Стена обхватывала целый материк. Всего на Планете Трех Солнц их было два. Один зарос густой, тяжелой от влаги изумрудной растительностью, которую выкорчевать оказалось не под силу. На втором Вадим построил дворец и разбил плантации. Неподалеку от полей ты и попросила остановиться.

Там выращивали странную пахучую траву. Видимо, был сезон сбора урожая, потому что рабы, связав в тюки мягкие расползающиеся стебли, без перерыва относили их к стоящим на краю поля контейнерам.

Вадим вышел встречать тебя: дюзы корабля извергли вязкий, колеблющийся зной, который в спираль свернул прохладу, бережно хранимую в просторных, выложенных бледной плиткой залах его дворца.

- Янулик, котенок! - он обхватил тебя за плечи и, ероша тебе волосы, повел во дворец.

Это оказалась огромная махина, которая, однако, благодаря невероятному гению скульптора, поражала изяществом и пропорциональностью. От дворца веяло какой-то странной теплотой, свойственной скорее живому существу, чем строению.

Когда ты сказала об этом Вадиму, он только рассмеялся:

- Все предметы живые, котенок. Просто иногда мы заковываем их в наши же стереотипные убеждения. Живое только то, что питается и дышит. Да ни черта! Живое то, во что вложена энергия, то, что любят, например.

- Ты сам строил этот дом?

- Нет, конечно, просто чертежи мои. Но я не об этом. Вот ты, например, сейчас не живешь.

Ты поморщилась:

- Давай не будем обо мне.

И сбежала в маленький внутренний дворик - освежиться в бассейне. Ты выкупалась, закуталась в махровое полотенце и освежила пылающие мысли янтаревым соком. Этот вкус вызвал бездну воспоминаний и, сбегая теперь уже от них, ты вернулась к Вадиму, в центральную залу дворца, которую он превратил в свой кабинет.

Странное дело, обычно, как бы долго не длились ваши разлуки, как бы сильно не менялись вы за это время, вашим разговорам никогда не требовалось время, чтобы нащупать тот особенный, дружеский, задушевный тон, ту, своего рода подходящую обоим колею, которая отыскивается обычно не сразу, а после обсуждения общих знакомых и банального "как дела?". Вы никогда не тратили на это время. Вы сразу же принимались рассказывать друг другу самое сокровенное. Но только не сейчас.

- Как твоя жена?

- Понятия не имею, не видел ее уже не знаю сколько времени. Кажется, она на Земле.

- А ребенок, мальчик, да ведь?

- Ну понимаешь, его привезли, рядом с ним стало не комфортно, я уехал сюда.

- Не комфортно?!

Вадим рассмеялся:

- Опять же твоя стереотипность мышления: если человек игнорирует вяканье ребенка, значит, он плохой отец. А дети вякают не только когда хотят есть. А вот просто он лежит, ему скучно, он требует: развлекай меня. Он ставит мне условие: или ты меня развлекаешь, или я буду вякать. Почему я должен принимать его условия?

- Вадим…

Мгновенно возникшая неприязнь была тем сильней, чем неожиданней. Впервые ты испытала по отношению к Вадиму что-то отрицательное и даже не сразу смогла обозначить это ощущение каким-то словом.

- Прости, но мне кажется, я начинаю тебя ненавидеть. Может, это материнские инстинкты дают о себе знать…, - ты деланно рассмеялась и плеснула себе еще янтаревого соку. Ледяная, высокомерная, тягучая жидкость…

- Здесь всегда так жарко? - спросила ты.

- Круглый год. Я люблю жару, - задумчиво сказал он, - хотя я с севера…

- Это приятно, когда недолго. А вот твои рабы трудятся с утра до вечера.

- Януль, - он погладил тебя по голове, - таков ход вещей.

- Ты мне больше нравился, когда был бедным философом, - пошутила ты.

- А я не изменился.

- Слушай, а что ты делаешь вечерами? Здесь даже никаких развлечений нет.

- Сижу на берегу и думаю о вечном. Ну правда. Так вот к вопросу о рабовладении. Если бы на Земле не было рабовладения, то не было бы и никакого дальнейшего развития. Понимаешь, 99 % населения вкалывает, а 1 % размышляет, философствует и двигает прогресс вперед. Чтобы мыслить, надо не работать, Януля.

- Черта с два! Когда я ничего не делаю, у меня даже мыслей никаких нет.

Ты наблюдала за тем, как Вадим наливал еще сока. Жидкость тяжело переваливалась из кувшина в стакан. Она была густая, застывшая, приходилось ждать, пока она разомнется и все-таки выльется.

Ты медленней стала дышать. И даже время, казалось, стало течь медленнее. Будто и не уходили никуда те дни, когда вы целые дни проводили вместе и говорили, говорили обо всем…

Куда это делось? И, самое главное, как это вернуть? Ты сама не могла понять, почему тебе было так неприятно все, что он говорил. Но тебе противно делалось просто от звуков его голоса. Ты подумала, что с этой захолустной планеты не так-то и просто улететь. Тут месяцами может не быть попутки. Тебе вдруг нестерпимо захотелось оказаться где-нибудь совсем в другом месте.

- Я пойду спать.

Глаза действительно слипались, ты обвела взглядом комнату и вдруг увидела эту фотографию. Лицо притаилось за стеклом стеллажа, за деревянным обрамлением рамки, за отблесками слабеньких звездочек… за этим фиолетовым вечером. И исподтишка наблюдало за комнатой.

- Вадик, кто это? - прозвучало тихо, едва вырвалось из прикрытых задрожавшими пальцами губ…

- Это моя первая жена, - удивленно ответил он.

Вадим встал, достал фотографию и протянул тебе.

- Ты что, раньше не видела?

Ты криво усмехнулась:

- Извини, я не могу упомнить всех твоих женщин…

Это была Смерть. Девушка в синем, отмечавшая на Рефороне свое двадцатилетие. Открывшая юбилей показательной казнью.

Ты рассказала Вадиму. И поразилась собственной истеричности. Горло будто онемело. Вадим взял твое лицо в ладони, помолчал немного, потом медленно, внушительно сказал:

- Януля, мне тридцать четыре года. Лене…

- Лене?!

- Да, Лене. Ей столько же. Мы учились на одном курсе. Ей никак не может сейчас быть двадцать, - потом, поколебавшись, он добавил, - она выглядит как минимум на пятьдесят.

- Нет. Я видела ее. Вадим, я знаю!

- Януль, я уж не помню, сколько лет этой фотографии. Даже если она делала операции, лицо должно хоть как-то измениться. Ну не может оно остаться полностью таким же. И вообще, Лена была никакая не смерть, а обычная женщина, не выдержавшая моего характера.

- Ты думаешь о вечном, но тебе плевать на состояние электропроводки, - задумчиво произнесла ты.

- Если она нашла себе подходящего мужика - я за нее рад.

- Как давно вы разошлись?

- Да лет десять назад. Может, больше. Все, иди спать. Иди-иди, спокойной ночи.

На Планете Трех Солнц ты провела еще два дня. Ты знала, что не останешься там надолго. Так было на всех планетах, где ты побывала когда-то с капитаном Затовым. Сначала ты старалась пересиливать себя и оставаться там подольше. Предел, которого ты достигла однажды на АлаТе-90 - маленькой планетке, где у капитана Златова жила бабушка, составлял ровно девять дней. Но ты улетела еще раньше, чем намеревалась. Дело было в Вадиме. Ты не могла бы назвать никого, кто был бы тебе так же неприятен. Тебе не хотелось разбираться в причинах этого. Вообще в последнее время ты многое принимала как свершившиеся факты, не подвергая события не то что детальному анализу, а даже простому обдумыванию.

Ты боялась - действительно боялась. Во-первых, того, что, сколько бы ты ни старалась, у тебя все равно не получится понять причины происходящих с тобой событий. А во-вторых, того, что если ты их поймешь, то откроется что-то… слишком ясное, нестерпимо блестящее, что может … ослепить…

Но в скором времени этот страх пришлось оставить. Причиной этому стал следующий случай. Ты шла к Вадиму, чтобы предупредить о своем отъезде. Дверь его спальни была приоткрыта, и нестерпимым жаром веяло оттуда. Ты, не таясь, вошла в комнату, но тут же метнулась назад. Впрочем, Вадим был в таком состоянии, что не заметил тебя.

Он стоял, прислонившись к стене, его глаза были закрыты, а рубашка расстегнута. Он не двигался, не шевелил даже пальцем, но его дыхание становилось все чаще. Тебе показалось, что делать вдох ему было сложнее, чем выдох. Когда дышать чаще стало уже невозможно, он упал на пол и стал голыми руками раздирать себе грудь.

Тебе показалось, что он может только поцарапать себя, пусть даже сильно, и ты не двигалась. Но произошло другое. Он разодрал свою грудь на две половины и раздвинул их, потом, одно за другим, повыламывал себе все ребра и обнажил находящуюся внутри него полость.

То, что в повседневной жизни только приоткрывалась тебе в виде легких бликов и неоформленного мерцанья, теперь предстало перед тобой во всей необузданности. Миллионы Золотых Кромок копошились во внутренностях Вадима. Пламя облизывало его органы, и то ли природная влажность все еще оставалась внутри Вадима, то ли огненные языки оставляли на них свою особую слюну, но в этой печи произошло невероятное единение огня и влаги.

Внезапно это единение достигло апогея. С сухим треском, хотя влаги на поверхности было хоть отбавляй, у Вадима взорвалась печень. Однако она не извергла в пространство фейерверк Золотых Кромок. Даже если они и выплеснулись из пораженного огнем органа, то сразу же слиплись и образовали что-то, очень напоминающее грибок от атомного взрыва.

Тут Вадим пришел в себя, он открыл глаза, потрогал выросший из его живота грибок, и, поскольку тот оказался довольно тяжелым и клонил его вперед, лег на пол. Текли минуты, грибок охлаждался и медленно твердел. Некоторое время Вадим поглаживал его пальцами, мял, как тесто, но потом грибок стал твердым, как барабан. Вадим постукивал по нему и смеялся. Ты заметила, что его постукивания не беспорядочны. В них чувствовался особый ритм, от которого у тебя загудело в висках.

Внезапно Вадим заговорил:

- Ты меня слышишь?

- Все нормально, контакт установился, - это не был голос Смерти, хотя именно его ты готова была услышать. Какие-то знакомые, невероятно знакомые интонации, но вот чьи… Ты бы несомненно догадалась, но говорил в основном Вадим.

- Можешь не соглашаться, дело, конечно, твое, но мне кажется, вам надо встретиться.

- Нет.

- Почему ты так думаешь? Если вы встретитесь в твоей реальности, она будет беззащитна. Это во-первых. Во-вторых, я тебе помогу, тебе вообще ничего не придется делать. Можешь уйти куда-нибудь и не смотреть. Потом шампанское за мной.

- Потом. На крайний случай…Только если быстро.

- Не тяни с этим. Если так будет продолжаться и дальше, то она сотрет все границы.

- Какие границы?

- Да все!

- Ладно, я постараюсь.

- До скорого.

Вадим сильнее, чем обычно хлопнул по грибку, и тот лопнул. Его морщинистые стенки стали розоветь, и скоро их уже нельзя было отличить от кожи. Судя по всему, процесс восстановления шел и под этими покровами, пригнанными теперь уже идеально. Ты тихонько пошла в свою комнату и заперлась там.

Теперь уже не было смысла прятать голову в песок. Родная мать хотела тебя убить. Подруга заманила в номер к маньяку, а с лучшим другом вообще происходило что-то из ряда вон выходящее. И это касалось не только их, изменения происходили со всем вокруг. Ты родилась в нормальном предсказуемом мире, техническая развитость которого все-таки не посягала на законы природы, и смерть оставалась смертью, а жизнь - жизнью. Золотые призраки не должны разгуливать по кораблям, а человек со взорванными внутренностями - по своему дворцу… Какие границы он имел ввиду? Если границы между жизнью и смертью, то это вовсе не ты их уничтожила. Ты понятия об этом не имела.

Еще две недели назад ты пошла бы к Вадиму и потребовала немедленных объяснений. Но не сейчас. Наоборот, ты даже не стала предупреждать его об отъезде.

В течение получаса ты собрала вещи и уложила ракеты в рюкзак. Ты подождала до вечера, за ужином была вежлива и корректна, стараясь не вызвать одну из тех многочисленных ссор, которыми были отмечены ваши последние разговоры. Глубокой ночью ты вышла из дворца, отошла как можно дальше в глубь леса и подожгла ракету. Ты решила расходовать их экономно - по одной за два часа, но тебе повезло. Первую же твою ракету заметили, и ты снова оказалась в Пространстве еще до того, как первое из трех солнц расплескалось в лесной влаге…

Однажды один чел завез тебя на какой-то безымянный астероид. На орбите ты купила рекламный проспект, там было написано, что это рай для влюбленных.

На этом астероиде, среди бескрайних лугов то тут, то там стояли изящные беседки. Душистые травы в человеческий рост овевались легким ветерком. Белые звезды - на черном небе. Желтые цветы с раздумчиво покачивающимися головками. И море.

Ты искупалась, там же, на берегу, забила сахар в сигареты - ибирский табак давно уже запретили на этом астероиде - и пошла в одну из беседок. Покурить, поплакать и подумать.

В беседке, кроме тебя, не было ни одного человека. Откуда-то доносилась тихая музыка. Играли свирели. Ты была одна.

Ты погрузилась в бесполезные странные русские думы. Незаметно качнулось небо. Красивый, плавно очерченный корабль опустился куда-то в луга.

Через некоторое время в беседку, держась за руки, вошли двое - стройная, в белом платьице девушка и мерцающий человек с белыми крыльями за спиной. Капитан Златов. И Лена.

Началась новая мелодия, и они стали танцевать. Лена улыбалась каким-то мыслям капитана Златова, ласково касалась его крыльев, мелодии не было конца.

Когда она куда-то отлучилась, ты встала и подошла к нему.

- Привет, - хрипло произнесла ты.

- Привет, - обрадовался капитан Златов.

- Кто это? - зачем-то спросила ты.

- Это Лена. Я ее ангел-хранитель.

- Ленчик-птенчик, значит, - протянула ты, - мне тоже, кстати, не помешал бы ангел.

- А зачем тебя защищать? - возразил он, - ты и так ничего не боишься.

Вернулась Лена. Ты отошла и села за свой столик. Капитан Златов взял ее ладони в свои.

Ты курила сахар, он танцевал под свирели. Ты смотрела на Лену. Время медленно дымилось, время тлело, время обожгло тебе пальцы, слишком быстро обгорев до фильтра. Закоптилась твоя душа, закоптилась, как потолок землянки. Не осталось никаких устремлений, только ненависть к той, другой.

Ты криво улыбалась, медленно сходя на нет, и поняла вдруг, что пепел - не просто пепел. Пепел - это прах сигарет.

Они давно ушли, а ты еще долго сидела в беседке - до рассвета, когда туман, превратившийся в воду, затушил, наконец, последний оранжевый огонек.

Ты увидела капитана Златова, сидящего на самом краю утеса, почти отвесно нависающего над морем. Волны безрассудно бились о его твердь. И тебе с капитаном Златовым разговаривать было бесполезно. Но ты была уже после двух пачек сахара. Ты села рядом.

- Знаешь, - деланно безмятежно начала ты, - а ведь это измена.

Он пожал плечами:

- Ты первая начала.

- Я?!

Ты вообще не понимала, о чем он.

- Кто-то себя очень скромно ведет в последнее время.

- Но ведь настоящая измена - это измена души, а не тела. А душой я с тобой.

- Ага, - тут он впервые взглянул на тебя, - ты вряд ли поймешь, но, когда по-настоящему любишь, то и тело не принимает никого другого. Тело всегда следует вслед за душой.

У астероидов странные небеса. Нет своего солнца, зато много разных звезд. Они бьются в лазурной агонии.

- Родной мой…, - прошептала ты.

Он поморщился, отвернулся, встал и раскинул крылья.

Полнеба вплавь. Из сердца вырвано твое клеймо.

Ты часто видела, как они гуляли в лугах. Однажды ты подошла к ним совсем близко. Они сидели в беседке, ты подошла, взяла коктейль и села за соседний столик.

Горный хрусталь на тонкой белой шейке его избранницы. Если бы ты была ни ты, возможно, ты полоснула бы по ней ножом. А потом, вытирая нож о ладонь, порезалась и долго, заторможенно размышляла, чья же это кровь. А хрусталь так бы пнула ногой, что б он закатился в щель на полу и никто никогда его не нашел. Но это не твой вариант. Это подошло бы Виктору Гасару. А тебе? Сойти с ума? Опять? Как скучно. Примерить все маски и отбросить? Сквозь них проступает настоящее лицо…

Ты вытащила соломинку из стакана и взглянула на увенчавшую ее золотистую каплю. Вот-вот упадет. Какие противоречивые чувства, должно быть ее раздирают: держаться ли как можно крепче или безрассудно покориться неведомым силам, которые ничего не обещают, но так влекут…

Через минуту она оторвалась, упала и раскололась на миллионы хрустальных миров, так похожих на те, что затаились в уголках твоих глаз.

Нет, хорошо, конечно, что он не соприкасается больше с твоей жизнью, с твоим рваным, коричневым сознанием. О да, она лучше! Она не пьет коктейли, она не курит сахар. Она ни за что не сядет в чужой корабль. У нее есть свой - плавный, как венчик ночного цветка. Ленчик-птенчик, девочка-венчик… У нее на голове диадема из уложенных надо лбом кос. У нее невинный взгляд. Она не умная, она умненькая. Ею можно гордиться, ее можно любить и уж конечно, ее нужно защищать!

Иногда испытываешь удовольствие, если кажешься хуже, чем ты есть.

Весь день ты сжигала бурьяны своих мыслей в ибирском сахаре.

С того дня ты забросила космостоп. Денег как-то сразу не стало. Но они и не были нужны. Даже есть не хотелось. И ты не ела четыре дня. Просто забыла об этом. Ты бродила по лугам в потертых джинсах и бледно-зеленом свитере. Собирала мусор, складывала в белый пакет и шарахалась от людей.

То, что называют душой или сердцем, тебе представлялось огромной ямой, тяжело, сипло выдыхающей страх. И вот в эту яму теперь свисал почерневший, скрюченный обрубок твоей жизни.

Правитель мегаполиса лугов решил, что ты там не нужна и выслал группу зачистки.

На тебя что-то накинули, железным обручем сковало голову. Тебя опрокинули на песок, проволокли за волосы к кораблю и увезли на Мандиго - ближайший центр - потому что на астероиде-рае психушек просто не было.

Ты не знала, что в тот самый момент, корабль стартовал на Мандиго, девочка-венчик завяла, скукожилась и засохла совсем. А капитан Златов стряхнул со спины белые крылья и пошел по берегу моря, злясь на сланцы, застревающие в вязком песке.

Из каменного мешка тебя перевели в клетку. Человек в зеленом халате спросил:

- Вы воровали в школе ластики?

- Не помню…

- Значит, так, Яночка, лечить вас мы будем вот как: вам надо полностью поменять сознание.

- Это как? - прошептала ты.

- Когда вам будет очень больно, вы забудете, как вас зовут.

В первый день лечения тебе, продырявив щеки в двух местах, вставили в образовавшиеся дыры крюк. Веревка от него вела к колесу. Тот человек стал медленно вращать его, наматывая веревку до тех пор, пока твои щеки не лопнули.

Ты закричала, схватилась за лицо, но вместо привычной кожи щек, ты ощутила собственные голые зубы.

Потом тебе выжгли глаза раскаленным прутом. Ты оставалась в сознании до тех пор, пока кто-то пальцем не залез в глазницу и не проверил, а вдруг там еще что-то осталось.

Ты провела в лечебнице одиннадцать дней. На двенадцатый день кто-то другой, не тот человек, зашел в твою клетку. Ты слабо пошевелилась на полу.

- Игорь, ты?

Он завернул тебя - маленький, рваный, окровавленный комочек - в простынь и унес оттуда. Через пару минут его корабль маленькой искрящейся капелькой взмыл в небо.

- Ложись, я знаю, что делать, - сказал он.

Ты почти упала на диван. Он склонился над тобой и стал долго-долго, нежно-нежно целовать тебя в пустые глазницы…

Постепенно твои глаза расцвели. Правда, они навсегда изменили свой цвет. Странные такие стали, двухцветные. Зрачок, обрамленный светло-коричневым овалом, погрузился затем в нечто странное, малахитово-зеленое… Сначала было непривычно, но потом тебе понравилось.

- С остальным будет работать моя бабушка, - сказал Игорь и установил режим "Гиперпространство".

Корабль в одну секунду достиг Черного Пузыря.

- Бабушка, - прошептала ты, - это хорошо… У тебя есть корни…

- Помолчи, Янка, помолчи…

На какое-то время ты отключилась, а когда пришла в себя, баба Сима вываливала из своего передника на тебя целую кучу огромных красных муравьев.

- Потерпи, потерпи, Яночка, - зашептал Игорь.

Муравьи подползали к ранам, видимо, ориентируясь на запах крови. Баба Сима подсаживала муравья таким образом, чтобы его укус пришелся на сомкнутые края раны. В тот момент, когда муравей смыкал челюсти, баба Сима ловко отдирала от его головы туловище, и края раны оказывались соединенными, будто скрепками. На все твое тело израсходовались передник и еще два ведра муравьев.

Ты выздоравливала быстро. Каждое утро Игорь будил тебя и заставлял пить воду. Она была ледяной, видно только что из колодца, пахла полынью, а в общем, ничего особенного. Но однажды ты проснулась, когда еще не рассвело, и увидела, как баба Сима, склонившись над чашкой, шептала что-то, а Игорь сидел рядом и внимательно смотрел на нее. Как прилежный, но немного робкий первоклассник. Ты умилилась и разом влюбилась в него. На одну секунду - так, просто… Он подошел к тебе, бережно неся воду, напряженно всматриваясь в нее, чтоб не разлить, наткнулся на твой взгляд, удивился:

- Ты не спишь?

- Ты тоже. Что это?

- Это богатырь-вода, - серьезно ответил он.

- Слушай, а богатырь-коктейля у тебя не найдется? Прости, это я так…

- Пей давай, - ласково сказал он.

Ты выпила и протянула ему чашку. Он подоткнул твое лоскутное одеяло, одним пальцем погладил тебе лоб, напряженно улыбнулся. Ты натянула одеяло до подбородка.

- Твоя бабушка что, колдунья?

- Нет, конечно! Она просто передает воде часть моей энергии. Я тоже уже почти это умею.

- Твоей энергии? Ну, спасибо…

Игорь уловил легкое смятение в твоем голосе.

- Да ладно, мне что, жалко, что ли…

Ты замолчала, он присел на край кровати и, сам того не зная, повторил жест капитана Златова: взял твою руку и пропустил свои пальцы между твоих. Первым твоим побуждением было отдернуть руку, но что-то тебя остановило. Давно никто не брал тебя за руку именно так. И межпальцевые промежутки будто соскучились по теплу…

Он побледнел, ты, наверное, тоже. Твердо, но медленно, чтобы не обидеть его, ты отодвинула руку и спрятала под одеяло. За медлительностью движения - и желание скрыть преднамеренность этого жеста и злоба. Самой тебе непонятная злоба. Ты чувствовала себя оскверненной и, о Господи, плакать хотелось!

Игорь же, тоже скрывая что-то свое, начал говорить, говорить что-то. Про планету, про воду. В этот момент ты его почти ненавидела. В следующую же секунду к тебе пришло раскаяние. Он же спас тебя! В конце концов нельзя же ненавидеть человека за то, что он взял тебя за руку… Но хотелось, очень хотелось - и его ненавидеть, и себя.

Еще через несколько дней ты начала вставать. Баба Сима заставляла тебя ходить как можно осторожнее, чтобы швы не разошлись. Впрочем, муравьиные челюсти с успехом выполняли роль нитей, а некоторые уже стали рассасываться, и на этих местах проступала здоровая бронзовая кожа.

Короткое темное лето подходило к концу. Интенсивность фонарей убывала со временем. Казалось, утро и вечер чередуются друг с другом, оставляя лишь недолгие минуты дням и ночам. На планете все время стояли сумерки, иногда они светлели до голубоватого полумрака, но он почти сразу сменялся темнотой. Такими долгими вечерами-утрами, периодически снимая нагар со свечей, вы с Игорем сидели за столом, перебирали ягоду и слушали рассказы бабы Симы. Им заметно недоставало краткости, но что могло быть более успокаивающим, чем тихое бормотание старушки и несложная монотонная работа? Ты любила такие вечера, иногда и сама вставляла что-нибудь о своих космических приключениях, но это бывало редко: говорить об этом не хотелось, да и зачем было прерывать разговоры старушки, которой эти повествования доставляли истинное удовольствие… Баба Сима все больше нравилась тебе, тебя умиляло в ней странное переплетение наивности и мудрости, свойственное всем старикам. Однажды ты рассказала ей о Золотых Кромках.

- Золотая Кромка? - повторила она, потом внимательно взглянула на тебя, - я знала, что когда-нибудь снова услышу о ней, но не думала, что от тебя.

Ты выжидательно посмотрела на нее, и, хотя сотни вопросов готовы были сорваться с твоих губ, ты сдержала их. Торопить старушку не имело смысла: она жила в совершенно особом ритме, на который невозможно было повлиять извне.

В этот вечер ты услышала историю принцессы Сафены.

- Может быть, ты не знаешь, - начала она, - но когда-то Золотая Кромка была вполне осязаемой. Это было давно - еще до того, как Тонкие Энергии сделали ее своим символом.

Ты попыталась уточнить, что такое Тонкие Энергии, но Игорь сделал тебе знак молчать. Ты послушалась, утешив себя тем, что потом ты так или иначе заставишь его все тебе объяснить.

- Тогда земляне только начали колонизировать Сафену…

Ты вспомнила: так называлась небольшая планета, сплошь покрытая морями, располагалась она, кажется, всего лишь в двух парсеках от Земли. Это была одна из первых планет, подвергшихся колонизации.

- Я была там однажды, - продолжала баба Сима, - это очень красивая планета, тем более, что одно полушарие земляне не осушили и оставили коренному населению планеты - русалкам.

Она порылась в ящиках комода и достала фотографии.

Планета Сафены. Огромные осушенные впадины напоминали раскрытые рты с неровными загребущими клыками. Но мягкая розовая звезда, расползаясь по скалам, чуть сглаживала этот эффект. К тому же земляне вместо обычных, издевательски поблескивающих под светом любой звезды никелированных зданий, построили на Сафене мраморные дворцы.

- Сафена Х была наследной принцессой. Золотая Кромка передавалась у Сафен из поколение в поколение. Что именно она из себя представляла, тщательно скрывалось. Возможно, это было какое-то украшение, амулет… Известно только, что именно с ней Сафены связывали сохранность своего рода. Когда первые земляне высадились на планете, Сафене Х было семь лет - по-нашему, лет двадцать. У русалок с детства считалось честью отдать жизнь за род Сафен. Сын тогдашнего наместника землян был сумасшедшим - кому еще пришло бы в голову взять в жены русалку. Однако он имел определенное влияние на правителя. Если бы не он, род Сафен истребили бы полностью. Так что она вышла за него замуж, и для нее соорудили специальный бассейн со стенами из водных и огненных пленок, насосы непрерывно откачивали из бассейна вчерашнюю воду и поставляли новую, прямо из моря. Говорят, Сафена Х взяла Золотую Кромку с собой во дворец.

Через некоторое время Сафена наскучила сыну наместника. Он перестал следить за состоянием бассейна, чистили его не регулярно, может, от этого Сафена и заболела. Иногда ей все-таки позволяли плавать в открытом море, если бы не эти поблажки, она вообще бы умерла очень быстро. Возможно, что однажды, отправляясь в море, Сафена взяла с собой Золотую Кромку и где-то перепрятала. Исследователи считают, что она закопала ее на отмели - так русалки обычно прячут свои яйца. Но хотя и ученые, и просто любители перерыли все побережье, Золотую Кромку так и не нашли.

- А Сафена? Что было с Сафеной?

- Ты мне как-то рассказывала, что она умерла, - припомнил Игорь.

Баба Сима кивнула.

- Но не своей смертью. Хотя официальной причиной ее смерти была болезнь, в это почти никто не верил.

- Ее убили из-за Золотой Кромки? - спросила ты.

Баба Сима поджала губы, и вертикальные морщинки вокруг них обозначились резче.

- Что самое обидное, нет. Хотя многие так считали. Обвиняли даже министра Сафены… Не говоря уже о случайных грабителях, которые позарились на драгоценность…Но ее убил муж. Просто ему надоела жена - русалка. Вот так.

Некоторое время все молчали. История на всех произвела тягостное впечатление. Будто на воздухе появился отпечаток…

- Бывает же так по-идиотски, - произнес Игорь.

- Ладно, я иду спать, - решила ты, чувствуя, что иначе этот невидимый, но ощущаемый неприятный след протянется через день и достигнет следующего вечера.

- Я пойду покурю, - у Игоря были свои методы борьбы с отпечатком.

Ты вспомнила, что хотела о многом его расспросить и захватила свою трубку. Вы вышли из сеней в кромешную тьму, но мягкое сияние розовой трубки с легкостью разбавило ее.

- Слушай, я хотел спросить одну вещь, - поколебавшись, заговорил Игорь, - когда бабушка закончила эту историю, не ощутила ли ты чего-нибудь такого…

- Такого? - ты выжидательно взглянула на него.

Он попробовал объяснить это - не столько словами, сколько жестами, плавно провел рукой по воздуху.

- Не ясного и одновременно четкого. По крайней мере, четкого для своей неясности. Ну все, как мог объяснил!

Ты произнесла одно слово:

- След.

- Точно. Вопрос, чей?

- Понятия не имею, - ты вздрогнула и затянулась.

- Как будто воздух сгруппировался в одном месте, согласись.

- Слушай, я еще хотела спросить, что такое Тонкие Энергии. Мне ее не хотелось перебивать.

Игорь пожал плечами.

- Тонкие Энергии - это, в принципе, энергия и есть. Но это, во-первых, мудрая энергия, а, во-вторых, это энергия, которая может воплощаться во что угодно.

- Звучит бредово.

- Почему же? Смотри, если ты чего-то хочешь, добиваешься этого, расходуешь на это силы, энергию, то есть, то в подавляющем большинстве случаев, ты этого добиваешься. Ну если не этого, то чего-то похожего. Твоя энергия трансформируется во что-то, понимаешь? Так что вообще-то ничего нет - ни Пространства, ни Времени, ни нас - есть только энергия, которая превращается во что-то.

- Ты где учился?

- На физмате, а что, заметно?

Вы оба рассмеялись. Ты смотрела на него. Он был… Наверное, тем, кому ты наконец-то осмелилась поверить: после долгой настороженности и опаски… Ты еще чуть держала, не отпускала эту настороженность, но мысленно уже отреклась от нее.

- Знаешь, я понятия не имею, как можно это объяснить, но что-то происходит. Со мной. И со всем. Мне мерещатся Золотые Кромки. Понимаешь, везде! Это меня просто преследует. Нет, не говори, что мне нужно отдохнуть! Это далеко не все!

Ты рассказала ему о призраке капитана Златова, о девочке-смерти, у которой он стал ангелом-хранителем, и, самое главное, об огненном грибке, выросшем из груди Вадима.

- Понимаешь, он разговаривал с ним! Я сама это слышала! И после этого он встал и пошел, как ни в чем не бывало!

- Что именно он говорил?

- О каких-то границах, которые можно сдвинуть, я не совсем поняла.

- Если о границах жизни и смерти, то… Можно спросить, ты любила капитана Златова?

Врать не имело смысла.

- Да.

Он взъерошил волосы.

- Энергия - очень сильная штука, моя бабушка неплохо с ней работает: превращает ее в еду или в ракетное топливо. В принципе, во что угодно. Но мне кажется, ты еще сильнее. Ты, пусть даже и неосознанно, направила всю свою энергию - те же мысли, воспоминания, мечты - на эту границу. Видимо, ты оказалась достаточно сильной, чтобы если не разрушить ее, то, по крайней мере, сместить, и теперь он не здесь и не там.

- А Золотые Кромки? Твоя бабушка говорила что-то насчет того, что они - символ Тонких Энергий…

- Это более поздняя часть истории. Вроде как Тонкие Энергии уничтожили ее материальную основу, а освободившуюся энергию использовали на то, что сделать миллионы ее копий. Так что теперь у каждого Золотая Кромка своя, и она появляется, когда приближаешься к Истине. Она что-то вроде ключа к ней.

- Если она у каждого своя, то и Истина у каждого своя, не так ли? - горько усмехнулась ты.

- Получается так. Но это-то как раз и подходит Тонким Энергиям. Они сами очень зыбкие и поэтому стремятся к тому, чтобы в мире, которым они правят, тоже все было зыбким. Чтобы люди ни в чем не были уверены - так легче управлять. И вообще, не знаю, согласишься ли ты, но мне кажется, самое страшное в мире - это, что ни в чем нельзя быть уверенным, нет ситуации, которую из будущего нельзя было бы оценить по-другому…

- Разве ни в чем нельзя быть уверенным?

- А в чем можно? - затаив дыхание, спросил он.

Ты поколебалась:

- Ну, например, в любви.

Ты потянулась к Игорю, но он, видимо вспомнив твое признание насчет капитана Златова, не сделал встречного движения.

- Как раз сильные эмоции Тонкие Энергии и пытаются искоренить.

- Почему?

- Не знаю. Но ты же сама слышала: Сафены были очень преданы своему роду. Может, поэтому Тонкие Энергии и привели землян на их планету.

- Не вижу логики.

- Золотая Кромка - это амулет. От кого-то же они защищались.

- Амулет проигравших сделался символом победивших? Кстати, что было потом с русалками?

- Они нашли способ уничтожить дамбы. Море затопило осушенные территории. Больше Сафену не пытались колонизировать.

- Так им и надо, - позлорадствовала ты, - знаешь, что-то мне опять захотелось в Космос.

- Почему ты осталась? - спросил Игорь.

- Ну, наверное, чтобы узнать тебя лучше и убедиться, что ты такой же подонок, как и все остальные…

Он не обиделся, наоборот, развеселился.

- Ну и что, убедилась?

- Почти.

Ты потянулась к нему и коротко поцеловала.

- А теперь слушай.

Смысл сказанного тобой сводился примерно к следующему: я плохая, но если не боишься, я твоя.

Ты говорила долго, осуждала себя, и в какой-то момент перестала в это верить. Я смотрела на тебя и думала, что ты - просто как розовый бутон, вдруг осмелившийся поверить поблескивающим то тут, то там солнечным лучам и расправивший лепестки с жестким стрекозиным треском…

Он смотрел вниз и попинывал джинсовой ногой плотные земляные комки. И ты подумала: "Откажется". И тогда, уже не боясь, ты безжалостно обнажила свою душу перед ним. Подобно тому, как весна освобождает от медленно таящего снега портящие весь вид отходы собачьей жизнедеятельности.

Не оставила никаких тайн. Хотя и знала, что это - риск. Риск - потому что уже тогда тебе не хотелось его терять…

Он спросил: ты меня любишь?

Ты в недоумении воззрилась на него:

- Что?

Ты произносила эти слова раз в жизни, да и то не смогла обойтись без вводного слова "наверное". Это было как некий магический шифр, как приобщение к тайне, как белое наслаждение после ибирского сахара.

- Что?

- Полетим со мной на Землю. Там поженимся.

Это конечно не ибирский сахар и не земные коктейли, но как-то похоже закружилась голова. Не любовь, но такая непереносимая нежность, что почему-то захотелось плакать и еще - очень захотелось домой.

Пунцовые розы оплели белые резные перила балкона. Аромат мокрой сирени был и тонок, и густ. Это была не Земля. Но такой райский уголок, где приживались любые земные цветы.

Ты стояла на балконе и смотрела вниз, на гостей, праздновавших твою свадьбу, на яркий белый свет, запутавшийся в переплетении ветвей густых тропических растений…

Синие вечерние тени были растерты, как мелом, по горизонту. Ты смотрела вдаль. Там, в густом теплом небе невидимо пульсировало божье дыхание. Впервые твою страсть заменили покоем, и море с небом слились воедино.

Так не было раньше никогда. Не осталось ни промежутка, ни линии, ни даже хоть какой-то четкости. Звуки свирели возникали, казалось, из того темно-голубого единения на горизонте. И ты поняла, что море и небо - два символа, способных преодолеть Пространство, Время, Границы. Было бы желание. Была бы страсть.

Игорь обнял тебя и вынул бокал из твоих крепко стиснутых пальцев.

- Алкоголь переносит тебя в другую реальность, и все ответы, которые ты таким образом получаешь, правильны только в ней. Не здесь.

Ты с интересом взглянула на него. Он улыбнулся и добавил:

- И вообще, ты теперь моя жена. Хватит.

После этих слов настали дни чистоты и ясности.

Он спал, ты наблюдала за рассветом, за тонкой линией на вспыхнувшем стекле. Ты думала о СЛИТОМ ВОЕДИНО. Может, ты просто не замечала, но море и небо всегда запоминались тебе как-то по отдельности…

А я думала о том, что любая жизнь - это воплощенная мечта. Человек, мечтая, ведь не прокручивает в мозгах одну-единственную счастливую ситуацию. Он ведь будто смотрит фильм - вот завязка, не очень приятная, к примеру, потом развитие сюжета. А потом счастливый конец. Вот его-то и обдумывают подольше. И в самом плохом уже заложена основа будущего спасения.

После нам как-то одновременно пришло в голову, что любовь - зыбкая штука. Кажется, разлука должна убить ее, но на самом деле она может, наоборот, еще больше раскрасить любовь в воображении. И надо - осторожненько, мелкими шажками идти по кромке, по кромке, по кромке…

- Я хочу показать тебе кое-что, - сказал Игорь утром, за завтраком.

- Валяй.

Игорь повел тебя в поле.

- На этой планете такой рассвет?

- Смотри.

Вдали темнел лес, еще окутанный утренним туманом. Влажный клевер холодил босые ступни. Над лесом невесомо возникла золотая кромка. Она разрасталась, набухала, ее тонкий блестящий краешек выдвигался вперед и вверх.

- Смотри.

И вдруг ты увидела ее всю. Великолепие этого темного жара было неописуемо. Она заполнила полнеба. Она раскалила поляну. Она больше не была кромкой, она стала целым - страстным, древним, сильным.

Так вот, значит, как это бывает - когда и душа, и тело - все вместе! Так вот, значит, как! Ты закрыла глаза. О Игорь, спасибо тебе!

Ты знала, что он придет. Ты знала это, ждала его и выдумывала оправдания. Тебе казалось, что его легкая, опасная тень настигнет тебя однажды в темноте, когда заснуть не удастся, когда, как обычно в долгих перелетах, спутаются день и ночь, когда ты будешь смотреть в окно - долго-долго, не отрываясь.

Но он подкараулил тебя на Земле. Он пришел ярким солнечным утром, почти сливаясь с дневным светом, и резанул тебе глаза.

- Зачем ты это сделала? - спросил капитан Златов, - ты ведь меня любишь. Я же знаю.

Ты рывком села на постели:

- Нет, не люблю. Это уже давно просто иллюзия.

Он усмехнулся и пренебрежительно махнул рукой:

- Можешь как угодно назвать, как угодно обозвать, как угодно отречься. Суть не изменится.

Ты вскочила и бросилась к нему. Ты обнимала тень, расплывчатую, блестящую, сияющую, как Золотая Кромка…

Игорь привез тебя в свое поместье. Оно называлась "Седые леса" и помнило лучших, чем Игорь, хозяев. Тех, что ухаживали за садом и за полянами на опушке, тех, что не покидали поместья в суровые зимние морозы и проводили долгие холодные месяцы с книгой около камина, довольствуясь консервами и выловленной в проруби рыбой.

Высокий надменный дом из мудрых, обветренных голубых камней.

- Тебе нравится?

И ты честно ответила:

- Очень.

Ты не сильно изменила интерьеры, убрала только то, что совсем уж обветшало в ожидании хозяев, которые никак не могли успокоиться, пока не облазили, наконец, весь Космос.

Синие снега. Розовые снежинки. Прозрачное солнце и даль, даль, даль… Даль необозримая, даль непройденная.

Ты часто по утрам вытаскивала Игоря из постели, вы брали лошадей и ехали к горизонту. Тебя не оставляло странное ощущение: огромный неисследованный Космос представлялся менее таинственным, чем эти родные зимние поля.

Но часто, когда Игоря было не добудиться, ты ехала кататься одна. Долго-долго, по хрусткому насту пощелкивали мощные лошадиные копыта.

Значит, все должно было закончиться этой снежной бескрайностью, этими голубыми тенями, этим блестящим, идеальным, перламутровым спокойствием…

Ты знала все и была всем: хорошей маленькой девочкой, счастливой влюбленной, отчаянной, пьяницей, космостопщицей и даже воровкой. Теперь все это смешалось в один коктейль, и тебе оставалось только сидеть в кресле-качалке, смотреть на закат и потягивать его через соломинку…

Была ли ты счастлива? Наверное, ближе к да.

Однажды, слишком глубоко задумавшись, ты выехала далеко за пределы поместья. Ты проехала мост через маленькую замерзшую речушку. Миновала древнее, с выщербленным асфальтом, шоссе, ведущее в давно покинутое село. Незаметно струилась поземка под копытами.

Белые холмы скрыли тебя.

Между двух из них ты увидела какую-то черную расщелину и, хотя лошадь зафыркала, явно выражая свое недовольство, ты твердой рукой направила ее вниз. У подножья холма снега почему-то не было, хотя он всегда скапливается в низине. Земля потрескалась и приобрела странный, мертвенно-серый оттенок. Ты оставила лошадь и медленно подошла к тому, что с вершины холма выглядело как просто черная линия, а теперь оказалось довольно широким входом в пещеру.

Вопреки твоим подсознательным ожиданиям коридор был широким, а потолки - высокими. Идти было удобно и легко. Тех, кто нашел эту пещеру, уже не надо было пугать такими несерьезными препятствиями, как извилистые коридоры и риск заблудиться. Они и так через многое прошли.

Из продолбленной в стене ниши ты взяла факел и твердым шагом пошла вперед.

Через несколько минут ты очутилась в просторном, ярко освещенном гроте.

И… Это сложно было заметить: в пещере никогда ничего не двигается. Но тут даже пламя факела перестало колебаться.

Потрескивание, пощелкивание крошечных искорок - все затихло. И наступила полная тишина. Ты взяла в ладонь застывший огонь. Он был еще теплым. Это был твой кусочек солнца. Твоя Золотая Кромка.

Откуда-то в тебе возникла уверенность - то, что началось когда-то на заледенелом, морозном Ибире, сейчас подходит к концу.

В центре грота, прямо на каменном полу лежала книга. Ты наклонилась, раскрыла ее, легла поудобней на пол и стала читать.

Книга Отчаяния.

Законы Тонких Энергий.

Золотая Кромка приятно грела руку. Она будто заменяла тебе бутерброд или закладку, которую обычно вертишь в руках во время чтения. Она была ключом к Законам Тонких Энергий. Она привела тебя в их мир, но она же и не давала забыть о реальности…

Ты потерла виски, мысли сразу сделались стремительнее, но вместе с быстротой мышления пришел темный, гибкий, непонятный тебе самой страх. Ты вскочила и оглядела грот. Решила сделать что-нибудь смешное, чтобы избавится от этого страха! Поворочала языком. Снова села и попыталась успокоиться.

В принципе ничего страшного и не было. Пещера. Факелы. Зафыркала лошадь, топнула копытцем. Значит, ты не так уж и глубоко под землей.

Немного темно. Сочится влага по стенам. Но разве темно - это страшно? Ты ухватилась за эту мысль.

"Мне страшно потому, что я привыкла думать о тьме, как о чем-то скрывающем опасность. То же самое касается и подземелий. Это просто утверждения, которыми все привыкли пользоваться. Они, конечно, нужны. С беспорядком сложно контактировать, а как-то обозначая вещи, мы их структурируем.

Пользуясь такими заданностями, как символами, можно общаться с Бесконечностью. И она с помощью этих же символов будет нам отвечать…"

- Пара страниц и иду домой, - торопливо подумала ты, - Игорь уже наверняка встал.

И вдруг Золотая Кромка погасла. Ты не сразу заметила это: может быть, потому, что она постаралась оградить тебя от вполне вероятного отчаяния, как-то подготовить к расставанию и меняла цвет постепенно. Сначала - благородный темно-золотой, потом - насыщенно-желтый, а еще через несколько минут, пропустив через себя все оттенки коричневого, она добралась до черного и рассыпалась у тебя в руке.

Пещера погрузилась в полную темноту. Факелы, будто подчинясь той же силе, что действовала на Золотую Кромку (а как ты могла доказать обратное?) потухли.

- Черт! - ты не испугалась, тебе просто хотелось курить, а теперь исполнение этого желания откладывалось на неопределенный срок.

Внезапно темнота стала скрадывать расстояние: как только ты подумала, что не видишь ничего дальше кончика собственного носа, так оно и оказалось - пещера сократилась до размеров твоего тела, облепила тебя каменными стенами и превратила в свою пленницу. Первая мысль была, что сейчас задохнешься, ты попыталась пошевелить рукой, но камень был пригнан идеально - то, что раньше терялось вдалеке, неосвещенное факелами и потому необозримое, теперь в точности повторяло форму твоего тела. Даже рука, которую ты подняла, в какую-то секунду решив отмахнуться от надвигающихся стен, была зафиксирована в этом положении. Ты даже не могла определить, стоишь ты или лежишь: между твоим телом и камнем не было ни малейшего промежутка. Именно это и испугало тебя. Тебе показалось, что если ты составляешь с камнем одно целое, то скоро, может быть, именно в эту секунду, начнется твое перерождение в статую.

Кричать ты не могла, губы, крепко схваченные камнем, не двигались. Ты могла издавать только сиплые грудные звуки. Было ясно, что у этих стонов нет ни малейшего шанса просочиться наружу, и им, скорее всего, предназначено повторить твою судьбу: ослабеть и постепенно истончиться замурованными.

Через некоторое время ты стала замечать, что камень вдавливается в тебя. Первой онемела рука, поднятая кверху в испуганном жесте, потом онемение зародилось в пальцах ног и стало медленно подниматься к туловищу. Все надежды ты оставила, когда онемели глаза, и в них замелькали скандалы - не точки, не фонтанчики брызг, не различные причудливые узоры, которые обычно возникают в зажмуренных глазах - а именно скандалы. Ты никогда не смогла бы объяснить, почему это слово пришло тебе на ум - может, потому, что напиравшая сзади твердь уже давно оборвала тебе все волосы и принялась внедряться в мозг.

Темп надавливания все больше ускорялся, пока тебе не стало казаться, что ты вовлечена в странный процесс, суть которого сводилась не только к сдавливанию, но и к вращению. Последнее предположение подтвердилось через несколько секунд, но вращение относилось не к тебе: не ты вращалась, а в тебя понемногу вкручивалось неизвестно откуда здесь взявшееся сверло. Еще через секунду ты поняла, что тебя сдавливает не просто гладкая каменная поверхность: на ней образовались выпуклости, шипы, иглы.

И вдруг все это исчезло. Камень раскололся на две половинки, подобно яичной скорлупе, и ты вывалилась из него, как желток на сковородку. Мелькнула нелепая мысль: это ад?

Глупые детские страхи. Ты встала и огляделась. Оказалось, что ты выпала на что-то, весьма напоминающее лестничную площадку: от небольшого свободного участка пола в разные стороны отходили две белоснежные лестницы. Под самым потолком они были увенчаны изящными балкончиками. И там сидели люди, которых ты никогда не видела, но чьи суровые взгляды были устремлены именно на тебя. Ты инстинктивно ответила таким же непримиримым взглядом, хотя такое поведение могло показаться как минимум вызывающим. Может, они полагали, что ты будешь просить о пощаде? Ты только собралась выкрикнуть наверх этот вопрос, но двое неизвестно откуда взявшихся людей в форме крепко сжали твои локти и отвели тебя вниз - на узкую металлическую и потому очень холодную скамейку, отгороженную от остального зала выкрашенной в черное решеткой.

Люди в форме встали по бокам от тебя. Ты попросила позволения не садиться на холодную скамью, в просьбе тебе было отказано, и ты, разозленная, все-таки села.

Никто ни о чем не спрашивал тебя, впрочем, ты была рада этой передышке: с того времени, как тебя чуть не просверлило каменной дрелью, твое положение значительно улучшилось.

Все напряженно ждали чего-то. Наконец в нише, которую ты сначала не заметила, потому что лестницы к ней не вели, да и находилась она где-то почти под самым потолком, появился горбоносый, седой человек с волосами хохолком. При его появлении все встали, ты последовала общему примеру. Человек внимательно осмотрел зал, махнул рукой, и тебя снова вывели на площадку, от которой расходились лестницы. "И охота им таскать меня туда-сюда!" - сначала разозлилась ты, уверенная в том, что эти переходы имеют одну лишь цель - причинение тебе неудобства. Но, как оказалось, все дело было в акустике. Только стоя на площадке, ты могла слышать, что говорит человек в нише.

- Ваше полное имя?

Ты назвалась.

- Вы обвиняетесь в нарушении Законов Тонких Энергий, - произнес человек.

- Чего?

- Наказание за это вам известно.

На этом суд (только сейчас ты поняла, что это был суд) завершился.

Охранники повели тебя к двери, но в тот момент, когда она распахнулась, готовая принять тебя, на площадке разбился, рухнув откуда-то с высоты, еще один камень. Человек поднялся с пола, ты узнала его прежде, чем створки камня раскрылись на пару сантиметров. Ты рванулась ему навстречу с такой силой, что немного проволокла охранников за собой. Быстрый удар, вопль, не вырвавшийся из-за прикушенных губ - лучше капитану Златову этого не слышать и не видеть тебя такой. Пусть не теряет спокойствия - может, ему удастся если не оправдать себя, то хотя бы понять, в чем же все-таки состоят предъявленные ему обвинения.

Тебя поместили в маленький каменный закуточек, что вызвало у тебя настоящую панику: тебе объявили, что при малейшем неповиновении стены сожмутся, как тогда в пещере и на сей раз уже окончательно. После нескольких попыток прилечь на пол в середине камеры, ты забилась в угол. В центре камеры тебя не оставляло ощущение, что стена, находящаяся сзади, бесшумно надвигается на тебя.

Лучше уж прислониться к ней и в действительности ощущать ее передвижения. Но пока что все было в порядке: если тебя не просто припугнули, и камень действительно обладал какими-то неподвластными тебе свойствами, то он не делал попыток их обнаружить.

Через некоторое время в коридоре послышались чьи-то шаги, ты вскочила, трясясь и проклиная себя за это, но тяжелая каменная дверь впустила не очередных мучителей - безмятежно улыбаясь и открывая тебе чарующие объятия в камеру вошел капитан Златов.

Глупая ссора на астероиде, девочка-венчик, Игорь - все отошло на второй план.

Вы встали друг перед другом на колени, обнялись и соприкоснулись шрамами - древняя поза побратания преисполнилась вашим собственным, исключительным смыслом, понятным только вам и ощущаемым только вами. Не имело значения, сколько человек тысячелетиями до вас повторяли ритуал и наполняли его своей энергией, для тебя и капитана Златова невнятный древний смысл обряда затуманился родными, так давно не испытываемыми, ощущениями, прикосновениями, ласками.

И вдруг ты почувствовала, как тень обретает плоть. Капитан Златов упал и скорчился от боли. Ты вскрикнула, хотя зрелище вовсе не было кровавым: не было ни нарастания отдельных мышц на кости, ни блестящих нагих внутренностей, начинающих сокращаться каждый в своем особенном режиме - просто невесомость отделялась от оживающего тела и уступала место материи, более основательной, земной и тяжеловесной. Это становилось наиболее заметным, когда оживало его лицо: к нему возвращались твердость и скульптурная четкость. Бронзовый загар, светлые глаза, ямочка на подбородке.

Капитан Златов выпрямился, улыбнулся и теперь уже по-настоящему обнял тебя.

- Что это было? - прошептала ты.

- Не все ли равно?

- Нет.

- Да я сам толком не знаю.

- Может, все дело в ритуале, - вслух подумала ты, - его ведь совершали в основном войны, готовившиеся к битве. Молились при этом и за себя, и за другого… А когда много людей думает об одном и том же, мысль обретает силу…Может, их молитвы как-то закрепились в реальности…

- А может, этот обряд изначально магический, не знаю, - он с наслаждением вытянулся на каменном полу, протянул руку и снял у тебя с пояса розовую трубку, - если бы ты знала, как я тебе завидовал, когда видел, что ты куришь! Наконец-то!

Горьковатый дым немного успокоил твои взбудораженные искрящиеся мысли, и они, будто насытившись дымом, обратились к существующему положению вещей.

- Что будем делать, - спросила ты, - этот чел, похожий на попугая, думал, что я знаю, о каком наказании идет речь, но я понятия не имею.

- Я тоже, - признался капитан, - но, полагаю, нас отправят в ад.

- В ад? - ты рывком села, - но мы же живы!

- Значит, заново убьют. Ну ладно, - он тоже сел, - ты знаешь о Тонких Энергиях?

- Я читала книгу, в той пещере, которая потом начала сокращаться… Поэтому я не успела прочитать.

- Ну так вот, Первый закон - это закон Равномерности. Что-то вроде того, что Истины нет, и нет ничего, во что можно поверить на все сто. И никого - тоже. Поэтому нельзя требовать, чтобы один человек подарил целый мир, надо всю энергию, все свои чувства распределять между людьми поровну, - он сделал последнюю затяжку и с сожалением расстался с трубкой, - предпочтения, конечно, возможны, но не очень явные. Нас обвиняют в том, что мы этот закон нарушили.

- А что значит - целый мир? - тихо спросила ты.

- Разве не чувствуешь?

И как только он задал этот вопрос, ты поняла. Ты больше не боялась стен. Это уже само по себе было странно, но еще более удивительным казалось ощущение напряжения, вызванное не страхом перед грозящей извне опасностью, а обилием распустившихся в тебе ощущений. То ли это были воспоминания, то ли мечты, они разлились в равной степени и по душе, и по телу, вызвав что-то вроде щекотки. Это напряжение было таким сильным, что, казалось, немного стягивало кожу на лице, будто открытом морскому ветру.

Твои глаза были закрыты, но это не мешало тебе ощущать тепло улыбки на лице капитана Златова. Ты легла на каменный пол, внезапно изменившийся и ставший чуть колючим, но мягким, как песок, и стала слушать гимн ощущений, зарождающихся в тебе. Море накатило и чуть подвинуло тебя. Ты открыла глаза. О, каким оно было!

Не насмотреться. Не наприкасаться. Подушечками пальцев к кончикам волн.

Трепетный закат окрасил твои волосы в ярко-рыжий. Ты сидела на берегу до вечера. Потом пошла бродить вдоль полосы прибоя.

Спазмы сдавили горло. Вот оно, рядышком. В него можно погрузить ладонь, можно плескаться, можно поплыть к горизонту. Но твоим оно никогда не будет. Оно всегда останется таким - древним, сильным, грозным. И нежным, если полностью расслабиться.

Вот она - Любовь. Стремление обладать полностью, испить до дна и полная невозможность это сделать. Или все-таки возможно? Ты рассмеялась: ну конечно! И открыла глаза. Над тобой нависал потолок камеры. Капитан Златов улыбался. В его глазах задорно плескалась Золотая Кромка.

Дверь открылась как-то совершенно бесшумно. Двое слоноподобных охранников вывели вас из камеры. Через пару минут ты со скрученными за спиной руками стояла на той же самой площадке, как оказалось, стартовой.

Кто-то коротко произнес:

- В ад.

Внезапно ты стала бешено вращаться - без всякого влияния извне. Просто поднялась в воздух и закружилась. То ли скорость была очень большая, то ли тебе просто так казалось, но ты будто… Будто истончалась. Уменьшалась в размерах с каждым движением. Кожа разогрелась до нестерпимого жара.

Вращение прекратилось. Ты лежала, покачиваясь, на огромной лоснящейся масляной капле. Огляделась вокруг и увидела вокруг себя много людей, качавшихся на таких же каплях. Но они почему-то корчились и издавали такие истошные крики, что ты зажмурилась, заткнула уши и согнулась. Сгибаясь, ты чуть приподнялась со своей капли и вдруг совсем оторвалась от нее. Из капли хлынул поток ослепляющей жидкости, а из раны на твоей спине - поток крови.

И ты поняла, что капля вовсе не была для тебя чем-то посторонним. Это был волдырь. От ожога. Все твое тело было обожжено.

Не успела ты прийти в себя от этого открытия, как что-то, орущее громче, чем все поджаривающиеся в аду грешники, протянуло огромную розовую пятерню и одним движением вспороло волдыри у нескольких страдальцев. Их крики были подобны раскаленным иглам, всаживаемым в самую мякоть тел остальных.

Пятерня сгребла и раздавила нескольких человек, а еще несколько сотен ввергла в такой мощный воздушный водоворот, что у них поотрывались пузыри, а хлынувшая кровь мгновенно засохла и стала носиться по воздуху, напоминая куски ржавого железа.

Один такой сгусток пронесся, едва не задев тебя, и снес голову твоему соседу.

Онемев от ужаса, ты взглянула на пятерню и проследила ее путь - через плечо и предплечье к туловищу, прямо-таки купавшемуся в складках жира. Показалось тебе или нет, что этот монстр издает радостные возгласы? Твой взгляд упал на его лицо. Это был младенец. Младенец, приподнявшийся в кроватке, и одной рукой схватившийся за бортик, а другой пытавшийся поймать солнечные пылинки.

К счастью, его очередной взмах перенес тебя в другую часть комнаты, и ты очутилась вне его досягаемости.

Здесь было не легче. Крики, вопли, стоны. И ты вдруг поняла, что не кричишь. Ты не чувствовала боли. Нет, тебе было жарко, со лба прямо в глаза струился пот, но ожоги были совершенно безболезненными, только почесывались немного.

И ты поняла: все дело в капитане Златове. Что тебе этот огонь? Да весь жар ада не выдерживал сравнения с нежным теплом его ладоней…

Солнце погасло, пылинки опустились на пол, а ты плюхнулась на площадку и успела увидеть, как один из охранников развел руками. Ты вновь увеличилась до своих размеров, и во всем твоем теле, которое вдруг показалось тебе огромным и неуклюжим, пело восторженный гимн предвкушение свободы.

Капитан Златов положил бронзовую руку тебе на плечи, ты дотронулась губами до его разгоряченной кожи и поняла, что он побывал там же, где и ты. Так, обнявшись, вы вышли из зала. Никто не помешал вам, все только недоуменно и завистливо смотрели вам вслед.

Он вывел тебя на поверхность. По пути вы прошли через тот самый грот, и капитан Златов прихватил с собой Книгу Отчаяния. Потом он свернул в один из боковых коридоров, и оказалось, что существует не один вход в пещеру, а несколько, причем один из них располагался в нескольких метрах от того отверстия, которым ты воспользовалась.

Должно быть, прошло не больше часа с тех пор, как ты вошла в пещеру: лошадь смиренно дожидалась тебя у входа. Не больше часа… За это время капитан Златов обрел плоть, а ты познала все (хотя может быть и не все) ужасы ада.

- Никогда больше не смогу смотреть на солнечные пылинки! - вздрогнув, сказала ты.

- Не имеет смысла, - возразил капитан Златов, - ад повсюду, мы просто его не видим. Может, он есть и здесь…

Он набрал в ладони жесткого хрустящего снега, сдавил и разломил на несколько кусочков. Ты взяла один из них и поднесла к глазам. Что-то произошло с ними за последние часы, конечно, им пришлось быстро приспосабливаться и к золотистому свету в царстве Тонких Энергий, и к кромешной тьме внезапно сузившейся пещеры, и к блестящему, пламенеющему свету мира непереносимых страданий, умышленно выставленных напоказ, но это не объясняло, почему ты вдруг стала видеть ад везде: на острых концах многоугольных снежинок ты видела распятых людей, талая вода, сквозь которую просвечивали твои пальцы, разбавляла потоки крови и стекала с рук тонкими бледно-розовыми струйками… "Ад повсюду…". Он был на Земле и скрывался в таких мелочах, на которые обычно не обращаешь внимания.

Твои глаза покраснели и слезились от усталости, но больше никаких явных изменений с ними не произошло, и ты поняла - не в них дело. Просто, побывав там и увидев кое-что, ты сумела на основании некоторых фактов достроить знание до целого и скорее почувствовала, чем увидела, какие страдания скрываются в каждом листочке и в каждой снежинке, в каждом солнечном лучике и в каждой заре…

- Поедем домой, - сказал капитан Златов, - надо отдохнуть.

Он вскочил на лошадь, ты села впереди него, и вы не торопясь поехали к горизонту.

Только проехав несколько километров ты вспомнила об Игоре, который, должно быть, уже встал и недоумевал, почему ты так долго не возвращаешься. Капитан Златов ощутил исходившее от тебя напряжение.

- В чем дело?

Ты замялась:

- Ну понимаешь, Игорь…

- Совсем забыл тебе сказать, - он хлопнул себя по лбу, - да, впрочем, не то чтобы забыл, просто не знаю, как и сказать…

- Что с ним?!

- Ты не поймешь… По крайней мере не сразу…

- Что?!

Он помедлил прежде чем сказать:

- В общем, он - это я. Мы с ним одно энергетическое целое. Подожди, объясню потом.

Когда вы вернулись в дом из голубых камней, был уже вечер. У тебя не было любимого времени года, но несколько раз в году наступало время, когда тебе хотелось одного - бродить одной по улицам и смотреть, смотреть… Ты любила май, август и февраль. В мае воздух дышит, будто живой, в августе жили твои янтарные воспоминания, а февраль кристально бел, прозрачен и вечерен.

На подступах к весне в городах совершенно особенный, тепловато-кислый воздух, и небо прочерчено зигзагами вороньих полетов. Здесь этого не было. Нежное, тонким штришками нарисованное небо окутало тебя голубизной. Ты немного посидела на крыльце, капитан Златов тем временем зашел в дом. Через некоторое время он позвал тебя, и, ориентируясь на его голос, ты прошла в библиотеку. Игорь лежал на полу, раскинув руки. Ты глухо ойкнула, и капитан Златов выпроводил тебя из комнаты.

Хотя день уже начинал прибывать, темнело все равно очень рано, и засыпать землей могилу Игоря пришлось уже в полной темноте. Ты бросила несколько горстей и, плача, ушла в дом. Капитан Златов не возвращался еще долго. Сидя в кухне, ты слышала, как он, закончив, глухими ударами стряхивал мокрую землю с лопаты.

Вы не стали ни ужинать, ни ложиться спать. Вместо этого ты разожгла камин и развесила над ним промокшую одежду капитана Златова. От нее на всю комнату распространялись клубы влажного белого пара, вялого, как твоя усталость и бессильного, как печаль. Ты присела на ковер рядом с капитаном, погрузилась в мягкие коричневые ворсы. Удивительно, почему-то в такие моменты всегда хочется обеспечить наибольший комфорт телу - может, чтобы оттолкнуть от себя мысли о холоде, в которую погружен тот, другой… Не знаю.

- Почему? - только и спросила ты.

- Второй закон Тонких Энергий звучит примерно так: Жизнь задает вопросы, и если на них не отвечаешь, она задает их снова и снова…

- Я ничего не понимаю, - ты отбросила назад волосы, обхватила руками колени и несколько минут сидела без движения.

Ты взяла капитана Златова за руку, одну его ладонь погрузила в две своих и пообещала себя никогда ее не отпускать. Может, нормальных людей и раздражает способ передвижения непременно взявшись за руки, но ты знала, что ощущать его присутствие каждую секунду стало теперь насущной необходимостью.

Любые его прикосновения были чарующими, и, раз их изведав, от них невозможно отказаться.

Краем глаза ты взглянула в огонь - в самое пекло, где, вереща, копошились угольки - ты уже знала, что там увидишь. Ее. Золотую Кромку.

Подобно тому, как в капельках выступившей на глазах влаги лохмотья огня сливались с блеском Золотой Кромки, соединялись воедино два любимых тобой образа. У них были разные имена, тела и судьбы, но они оба, каждый своим путем, вели тебя к гроту в пещере, к рассыпавшейся Золотой Кромке и к этой книге на коленях… Постепенно, повинуясь неизбежному току жидкости по щекам, они превратились в одну тень - чуть раздвоенную, серебристую, легчайшую, как дуновение…

- Так вы разные люди или нет?

- У нас разные тела. И разные души. Но, видимо, одно предназначение.

- То есть после твоей… смерти я нарушила второй закон… Такова воля Тонких Энергий… Значит, надо было смириться… забыть, а я нет…

- И они послали тебе Игоря, чтобы проверить, как ты воспримешь его смерть.

- А как надо ее воспринять?!

- Ты сама только что сказала - смириться с их волей. Не роптать ни в коем случае.

- Ладно, один раз ты, другой раз Игорь. Сколько это вообще могло повторяться?

- Столько, сколько нужно.

- И все время с разными людьми?

- Ну, насчет Игоря… - капитан задумался, - если у нас разные тела, это еще ни о чем не говорит.

Ты перечитала Закон Правильных ответов. "Пока не отвечаешь…" То же самое, если отвечаешь неправильно. Ты перевернула страницу.

"Третий Закон. Закон Едва Слышимого. Тонкие Энергии не есть что-то недосягаемое. Они подают знаки членам реальности. Но эти знаки надо уметь расшифровать."

Ты подумала, что капитан Златов и Игорь действительно очень похожи - даже, может, не внешностью… Жесты, интонации, взгляды. А ты не сумела этого увидеть. И наконец, главное доказательство: ты не любила бы Игоря, если бы не ощущала, что он - единая и неделимая часть капитана Златова. Твоя жизнь не была изменой, и когда ты поняла это, стало легко.

Ты забила сахар в розовую трубку. Тонкие Энергии представлялись тебе самодурами, наделенными непостижимой властью и использующими ее как им хочется! Да, в сущности, что они такое - беспорядочно летающие в черном пространстве пучки белого света? Или невидимые вовсе?

- Знаешь, зачем в пещере гаснет весь огонь, в том числе и Золотая Кромка? - спросил капитан Златов, - чтобы те, кто это прочитал и поверил, не швырнули Книгу Отчаяния в огонь.

- А в это стоит верить?

- Считается, что да.

Но кем бы ни был тот единственный, принимавший столь разные обличья, он научил тебя видеть. И ты не поверила. Действительно не поверила.

Ты знала и теперь даже произнесла это вслух.

Что только Любовь соединяет Море с Небом.

Что только она поднимает ввысь, к солнцу и позволяет увидеть Золотую Кромку целиком.

Что понять эту вечность можно, лишь ощутив на губах.

Что Истина - в страсти. И что Золотая Кромка появляется только тогда, когда испытываешь сильное. Поднимаешься ввысь и касаешься Истины. Любовь для смелых. Только для них.

- А знаешь что, - воскликнула ты, - Золотые Кромки бывают разные. Одни - суррогатные. Они плавают в бокалах и в глазах ненужных людей. Вот такие - они и есть ключ к Законам Тонких Энергий! Другие Золотые Кромки - настоящие, - ты наклонилась к его лицу, - вот как сейчас, у тебя возле зрачка…

- У тебя тоже.

- Так вот такие Золотые Кромки уводят к Солнцу. Два пути, понимаешь?

Капитан Златов нежно обнял тебя.

- Мне кажется, их намного больше…

В том пограничном состоянии, которое еще только предшествует сну, но уже полностью вытолкнуло тебя из мира насыщенной реальности, контакт установился сам собой. Ты его не ждала, не звала и даже о нем не думала, предпочтя правде расхожее успокаивающее заверение капитана Златова, что "ему там хорошо". Но зомби пришел. Он остановился возле прикроватной тумбочки и перенес часть синеватой темноты, окутывающей его самого, на лицо и особенно веки капитана Златова.

- Не волнуйся, - произнес он тихим, на удивление разборчивым шепотом, - это просто, чтобы он не проснулся.

Затем Игорь - темная, подрагивающая фигура, источавшая сладостные сумерки из самого центра себя - подошел к двери и, еще раз обернувшись, позвал тебя. Ты отбросила одеяло, накинула шубу и пошла за ним, совершенно спокойная, даже удивляясь своему душевному равновесию. У тебя были все основания свихнуться, но ты почему-то ни одним из них не воспользовалась. Как причудливо стерлись границы жизни и смерти у двоих самых дорогих тебе людей (да и у тебя самой тоже). Эти границы, раньше такие четкие, смылись безудержным ливнем твоей страсти: смерть теперь вовсе не означала разлуку, да и воскрешение представлялось вполне вероятным, ты пошла вслед за Игорем, чтобы сообщить ему о случайно найденном тобой способе возвращения (или как это еще назвать). Подумав про ливень, ты вдруг споткнулась: в уме забрезжила вероятная разгадка, и, сконцентрировавшись на ней, ты перестала следить за дорогой.

Кромешная тьма, наступавшая обычно часа в три-четыре ночи и старавшаяся заранее взять реванш перед скорым наступлением рассвета, воплотилась в упругие потоки ветра и разлилась по саду. Игорь исчез из виду, и ты, чертыхнувшись, побежала за ним, выбросив из головы все лишнее, в том числе и то внезапное ощущение ясности, поразившее тебя своей простотой и искренностью.

Ты заметила его в беседке: темными щупальцами своего мертвого "я" он опутал белые полукружья украшений и тем самым пометил оставшиеся детали. Выглядело это так, будто часть стен висела в воздухе.

Ты подошла к нему.

- Возьми, - он протянул тебе белый конверт.

- Ты не можешь сказать сам? Зачем это?

Внезапно он рванулся из беседки и на какую-то долю секунды оторвался от темноты, у тебя сложилось впечатление, что она просто не успела последовать за ним, в следующее же мгновенье она настигла его, опрокинула на снег и принялась пожирать, захлестывая черными лохмотьями. Ты закричала, ничтожной доли секунды тебе хватило, чтобы увидеть, каким он был без этого черного покрывала - его руки и ноги были вывернуты из суставов, полоски мяса свисали из ран и дергались сами по себе. Но даже не это было главным - в то мгновенье он выглядел совершенно так же, как дух капитана Златова - мерцающая, золотистая тень. Единственным отличием было то, что тень капитана Златова была усыпана райскими блестками, а тень Игоря - рваными ранами. Но ни в том, ни в другом случае не было ни намека на сковывающую дух темноту.

За несколько секунд темнота полностью слилась с Игорем и теперь, отягощенная ношей, стремилась просочиться в землю. Игорь выл от ударов черных лохмотьев, а ты ничем не могла ему помочь. Хотела побежать за капитаном Златовым, но внезапно из-за стиснутых губ Игоря вырвался крик, явно обращенный к тебе: не читай! И сразу же все исчезло - остались тишина, прохлада, сырость и недоумевающий, за ночь отдохнувший рассвет.

Заклятие, наложенное на капитана Златова Игорем перестало действовать через несколько часов. Какие-то следы магии остались в виде синеватых теней на веках, но в остальном капитан Златов чувствовал себя отлично.

Когда он вошел в кухню, ты сидела за столом, не переодетая, в ночной сорочке и теперь уже бездумно смотрела на белый конверт, почти слившийся с таким же фоном скатерти.

- Что это было? - тихо спросил капитан.

- Если бы я знала… Впрочем, собираюсь узнать.

Ты рассказала ему о событиях ночи, и, конечно же, вызвала целый шквал возражений.

- Он ведь крикнул, чтобы ты не читала!

- Я и не читала. Пока ты не встал. Хотела посоветоваться.

- Яночка, родная моя! - он произнес это почти умоляюще, - не надо соваться в то, представления о чем мы не имеем. Мы живы, здоровы и вроде бы выбрались из всего этого. И слава Богу. Если Игорь сказал "не надо" - значит и не надо. Поверь мне, он знал, что говорит.

- Вы были знакомы раньше?

- На флоте все знают друг друга.

- Просто деловое знакомство?

Капитан Златов достал из ящика стола розовую трубку. Торжественное обещание бросить курить, которое вы друг другу дали, было нарушено. Но ты не обратила на это никакого внимания, заметив только, чтобы он оставил немного и тебе.

- Мы были почти друзьями, может, иногда соперниками. Чаще всего я уступал. Просто я всегда был пилотом, а не карьеристом… У него наоборот - таланта меньше, напористости больше.

- И что?

- Нас всегда тянуло к одним и тем же девушкам. Пару раз мы дрались из-за этого. В принципе это все.

Ты помолчала, потом улыбнулась.

- Поразительно, как у этих Тонких Энергий все сходится даже в мелочах. По Второму Закону, вам надо помириться или научиться друг другу уступать. До тех пор, пока вы дрались из-за каждой встречной-поперечной (а я прекрасно знаю, что такое "пара раз", если речь идет о тебе), их поток и не иссякал. Я, видимо, тоже…

- Уступить тебя? - в бешенстве воскликнул капитан Златов, - этому зомби?!

Ты обняла его.

- Давай так: сначала поможем ему вернуться, а уж потом разберемся и с этими мелочами.

Твое имя темно-синими чернилами.

- Нет, давай лучше я, - вмешался капитан Златов.

- Адресовано мне.

Ты распечатала конверт.

- Хочешь знать, что все это значит? - начиналось письмо без предисловий, - посмотри на веревку у своих ног. Это мой нерв. Тебе давно следовало умереть и забыться, а ты никак не желаешь… Хочешь встретиться? Тогда дерни за канат.

Ты хотела встретиться.

По канату в одну секунду пробежало искрометное голубое сияние…

Ты сидела на скамейке в осеннем парке - молодая девушка с короткой стрижкой и морской душой. Я села с тобой рядом:

- Так вот ты какая…

- То есть? - не поняла ты.

Я рассмеялась:

- Я постараюсь объяснить. Так вот: предположим, я проснулась утром, и решила, что надо сходить за хлебом. Я умылась, оделась, пошла и купила его, да? И больше о том, чтобы сходить в магазин я не думаю. А куда девалась эта мысль? Просто умерла. Мой мозг - это гигантское кладбище мыслей, поняла?

- Вроде да, - неуверенно сказала ты, - я - тоже твоя мысль?

- Ты не совсем мысль. Ты - много мыслей, слитых воедино. Ты - та я, которая любила капитана Златова.

Взгляд, исполненный внезапного понимания. Однако, что мне очень понравилось, в твоем голосе не было страха. Впрочем, чего бояться тем, кто выступил против Тонких Энергий, тем, кто видел Золотую Кромку целиком?

- Ты хотела меня убить, правда? Все время, всегда это была ты? С самого начала, как только я вернулась на Землю…Ясно, - ты выпрямилась, - а Ольга и моя мама?

- Вадим тоже.

- Ты сама не могла от меня избавиться, и все твои друзья тебе помогали?

Я кивнула. Мне правда, правда было больно от того, что ты смотрела на меня с такой ненавистью. Я хотела объяснить, что Тонкие Энергии и так предназначали тебе не слишком длинную жизнь. Что ты и капитан Златов не подчинились им, что мне совсем не хотелось тебя убивать, но что так было надо… Но я сказала только:

- Я не могла с тобой. Прости.

- И когда "Трава" разбилась, и когда меня затянуло в твои глаза, и в аду - это всегда была ты?

- Да, - подтвердила я.

- Кстати, пару раз я ощущала твое присутствие. Один раз слышала, как ты разговаривала с Вадимом, а второй раз я увидела твои следы. И Игорь их тоже увидел.

Я кивнула:

- Между нашими реальностями существуют мосты.

Ты спросила:

- А Игорь?

- Игорь воспоминание. И капитан Златов тоже. Кстати, ты не знаешь, его зовут Володя… Я так хотела забыть навсегда его имя…

- Понятно, - протянула ты.

- Но бывает, невозможно что-то забыть. И тогда это что-то или кто-то живет потому, что его помнят, - я помолчала, разгребая зонтиком груды листьев у своих ног, потом добавила, - если тебя это утешит, то я тебе скажу вот что: тот, кто жив чьей-то памятью в сто раз живее тех, кто еще не умер.

- Значит, они не умерли, потому что я их помню?

- А ты - потому что они помнят тебя.

Некоторое время ты молчала, а я силилась представить себя на твоем месте. Узнать вдруг, что ты - отнюдь не самостоятельная личность, а чья-то мысль…

- Предлагаю выпить, - сказала я.

- Самое время.

- Насколько я знаю, ты пьешь коктейли. В этом наши вкусы совпадают, так что у меня дома неплохой ассортимент.

- Я бы покурила, - призналась ты, - у тебя нет сахара?

- Ты что - в нашей реальности никто еще не летает на Ибир! Хотя, может, где-то такая планета и есть.

- До твоего дома близко?

Я пренебрежительно махнула рукой:

- Поедем автостопом.

После второго коктейля ты окончательно расслабилась.

- Не засыпай так быстро, - предупредила я, - у нас еще будут гости.

- Гости?

- Ну да, Вадим. Ты ведь хочешь увидеть Вадима?

- Конечно! А что, у нас с тобой все-все одинаково? Ну, я имею ввиду окружение.

Если бы я не знала, что ты сказала это без всякого злого умысла, клянусь, я бы свернула тебе шею! Я помолчала.

- В моем окружении недостает только одного человека.

Ты наконец поняла, но ничего не могло удержать тебя от совершенно бесцеремонных вопросов:

- А где он?

- Не со мной.

- Я понимаю, но…

В дверь позвонили, и я бросилась открывать. Ты, пошатываясь, тоже вышла Вадиму навстречу.

- Приветик, - улыбнулся он.

Я прервала его:

- Скорее.

- Не газуй, Януля, я знаю, что делать.

Я ушла в ванную. Плотно закрывающаяся дверь освободила меня от подробностей вашей беседы, но не от твоих криков и последующих за ними хрипов. Душил ли он тебя? Не знаю. Мы не обговаривали подробностей. От меня требовалось только вызвать тебя в этот мир, где ты будешь лишена защиты (прямой или косвенной) капитана Златова, Игоря или своих собственных страстей. Остальное Вадим брал на себя. Слушая твои постепенно затихающие всхлипы, я вспомнила, как долго пришлось заставлять Игоря отнести это дурацкое послание… Моя родная, ну почему ты не послушалась его?!

Я выбежала из ванной, налетела на Вадима и оттолкнула от тебя. Ты лежала с закрытыми глазами, но твои кулаки все еще слабо комкали сдернутую со стола скатерть.

Я принялась трясти тебя, громко звать по имени, я не слышала, как Вадим ушел. Я понятия не имела, как тебе теперь помочь, я только выла, сначала надеясь, потом - уже нет, что мне удастся продраться сквозь уже забиравшие тебя темные лианы. Я рассекала их ножом, отбрасывала в стороны, освобождая твою шею от их смертоносных объятий, но, даже отрезанные, они продолжали извиваться, одна из них обхватила меня за лодыжку и ударила об стол. Напряжение в моем мозгу достигло апогея, и я рухнула на пол рядом с тобой.

Когда я очнулась, ты сидела рядом и бездумно пила коктейль.

- Этот твой дебил сместил мне позвонки, - пожаловалась ты.

- Прости, пожалуйста, прости… Только прости - больше ничего не надо.

Что ж, ты обняла меня, и я, едва осмелясь коснуться твоих плеч, утонула в неземных ароматах твоих волос. Потом мы встали на колени друг перед другом, обнялись и соприкоснулись шрамами, абсолютно одинаковыми, тянувшимися там, где начинали расти волосы.

- Ты их забыла, но я-то хочу быть с ними. Я люблю. Понимаешь? - прошептала ты.

- Я-то понимаю.

Наши взгляды встретились и одновременно смягчились. Я сказала:

- Если хочешь, можешь вся раствориться в любви к ним, отдать все силы на поддержание их жизней и сама стать тенью. Как они.

- Отлично.

Я проводила тебя и посмотрела тебе вслед. Ты весело, почти вприпрыжку, шагала по широкой дороге, обрамленной уставшими, полусонными осенними деревьями. Ты уходила в то время года, которое выбирала сама. А я оставалась в этой осени…

Вечер я закончила в баре. Почти не думая о нем. Все мысли о нем умерли. Ведь без него можно обойтись. Действительно можно. Всегда найдется кто-то, кто оплатит коктейль и поможет - сначала скоротать ночку, а потом - задернуть молнию сзади…

Я посмотрела в окно, на цветастую неоновую рекламу. Оранжевый конь и надпись "ИНСЫ". Если чуть повернуть голову, то откроется недостающее "ДЖ". Но это самое "ДЖ" всегда ассоциировалось у меня с войной и бомбежкой. Джжж - и мир рухнет.

Поэтому я предпочитаю не смотреть в окно…

Я плохой человек. Мне не снятся цветные сны. Разве что кошмары - в наказание.

Я вышла из бара. И некоторое время просто постояла, держась за перила.

Только что кончился дождь. В черной луже отражался свет золотого фонаря. Это пятно резало глаза.

Хотелось по траве и босиком, а не на каблуках и по лужам…

Побежать, что ли, по темной, пустой улице с криком "Люблю тебя!"?

И остановиться. И замолчать. Ведь не придет. И не сядет в лужу вместе со мной. И не погладит по бестолковой, распаренной алкоголем башке.

Он любит меня. Но мы никогда не увидимся больше.

Я наступила на свет ногой. Прямо в воду. Раздавить. Расплющить. Но хитрая, бестелесная Золотая Кромка, как ни в чем не бывало, устроилась на черном, лакированном ботинке.

И я поняла, что ты останешься во мне навсегда.

Ты - и еще много таких, как ты. Которые живут в твоей голове и, кто знает, может быть путешествуют по твоей судьбе на машине времени… Реальностей много, и они вставлены одна в другую, как матрешки…

… Серебристой тенью в осени цвета бледного золота. Так живешь ты сейчас. Среди ясных картин жизни, среди ласкового тепла и медленных дуновений.

Осень. Небо высокое-высокое. Звезд много-много. Хрустальный воздух дрожит при каждом поцелуе. В воздухе, таком чистом и свежем, звенят колокольчики умерших мыслей. Желтое пересекается с черным, грустят березки, и маленькие листочки то и дело опускаются на поверхность студеной реки.

Ты смотришь на воду, прислушиваешься к легким колокольчикам, читаешь Кастанеду и грустишь. Но в пыльном золоте истлевшей мечты твоя любовь с тобой. Пусть даже в виде легкой раздвоенной тени. Только так и может быть.

Жива ли ты? И жив ли капитан Златов? Когда успокоится память?

Когда перестанем ее бередить. Эй…

И только по-прежнему звенят колокольчики, и шепчет что-то черная вода. По-прежнему ты дорожишь его глубокими взглядами, вспоминаешь далекое море, и по-прежнему, под неярким, почти зимним солнцем, поблескивает на твоей ладони Золотая Кромка.