Вот уже второй час Сашок с Деном нарезали круги по очередному городу. Утренняя игра принесла им полбуханки хлеба и горсть мелочи рубля на три, до следующей "собаки" надо было запастись провизией, и они пошли аскать. "Не отсвечивай, Саня, только не отсвечивай, если видишь, я разговариваю, отойди чуток и сверни куда-нибудь – я сам тебя догоню!" – сказал Сашку Ден. Александр с рюкзаком и гитарой бродил в отдалении, а Ден подбегал к нему, и складывал в рюкзак свёртки и пакетики: куски хлеба, бутерброды с колбасой и сыром, яйца, огурцы, помидоры, даже пару блинчиков и несколько конфет. Однажды Ден исчез надолго, но, когда Сашок уже забеспокоился, и вернувшись к подъезду, уселся на лавочку, Ден выскочил из дома, и, засунув руки в карманы, промчался мимо Сашка. Тот глянул ему вслед, подождал немного, а когда Ден свернул за дом, встал и пошёл обходить дом с другой стороны.
– Приколись, пригласили и накормили обедом, – сказал Ден, когда Сашок подошёл к нему. – Я уж и так, и сяк им изнамекался, мол, дайте ещё с собой. Нет, только червонец дали, а на чифан пожмотились.
– Да ладно – "пожмотились" – ты теперь сытый. Кормили-то хорошо?
– От души – борщ домашний… – начал было перечислять Ден, но заметив, как Сашок демонстративно сглотнул слюну, сказал. – Потерпи, сейчас молочка купим, и почифаним!
Они зашли в продмаг, и купили там молока и халвы, которую Ден обожал. Затем нашли скамейку во дворе, уселись и начали есть. Впрочем, это Сашок наворачивал за обе щеки, а Ден сжевал блинчик с творогом, и начал лакомиться халвой. Оставив половину халвы Сашку, Ден сказал:
– Ну, ты доедай, а огурцы сунь вон в тот пакет, и к буханке их – вечером заточим. Я сейчас, достань мою сумку!..
Сашок вынул из рюкзака сумку Дена, отчего рюкзак похудел на две трети, и отдал её. Сам же доел халву, допил молоко, сложил в рюкзак остатки провизии – помимо огурцов и утреннего хлеба, осталась и пара бутербродов с варёной колбасой – и взялся за гитару. Здесь, во дворе, не нужно было зарабатывать на хлеб и проезд, и Сашок заиграл блюз. Играл он довольно долго, и когда на гриф упала чья-то тень, он поднял глаза, уверенный, что это вернулся Ден. Но это был не Ден.
Перед ним стояли трое – двое мужчин и девица. Один из мужчин был постарше, высокий, смуглый, похожий на индейца, с длинными чёрными волосами, собранными в хвост, и с вислыми усами а la то ли Тарас Бульба, то ли Дэвид Кросби, казалось, усы ему второпях наклеил неумелый гримёр. Второй, Сашин ровесник, крепко сбитый стриженый "под канадку" шатен с каким-то квадратным лицом и свёрнутым на сторону носом. Высокая худощавая девушка по-кошачьи щурила зелёные глаза; у неё были забранные в пучок на затылке рыже-красные крашеные волосы, длинный розовый шрам наискось лба и большие оттопыренные уши. Все трое были в джинсах и рубахах с закатанными по локоть рукавами, в руках каждый держал бутылку пива. У усатого "индейца" через плечо висела большая сумка.
– Ну, ты прямо Юрик Клёптон! – улыбнулся крепыш, блеснув жёлтой фиксой. – Ты только блюзы делаешь?
– Не только, – ответил Сашок, переставая играть. – Я играю всё!
– А сыграй тогда "Тейк Файв" – с усмешкой сказал "индеец".
– Ой, блин!.. – растерялся было Сашок, но взял аккорд, другой, и заиграл аккомпанемент на пять четвертей, напевая мелодию. Сзади появился Ден, подошёл поближе, встал чуть поодаль, ободряюще подмигнул.
– Восемь пятых размер соблюдая, Катя хлопала дверью сарая, – высказался "индеец". Девица скривила губы и покачала головой. Было непонятно, что её покоробило – реплика товарища, или игра "Клёптона".
– Ладно, Кумарище, не стремай человека! Многие ли тебе с ходу будут вспоминать джазовые стандарты? Лучше сыграй, чувак, Маргулиса что-нибудь! – попросил крепыш.
Сашок вздохнул с облегчением, и заиграл "Как в кайф иногда…" Но петь начал фиксатый крепыш, и открывший было рот Сашок быстренько заткнулся – крепыш пел хорошо и стильно, хотя голос его напоминал не Маргулиса, а, скорее, Сюткина. Ден достал из сумки шейкер, и начал его покачивать. "Индеец" начал подпевать каноном. Ушастая девица продолжала кривить губы, иногда прихлёбывая пиво. Когда песня кончилась, Сашок перевёл дух.
– И откуда вы будете? – спросил крепыш.
– Сами мы не местные, – усмехнулся Сашок, – проездом. Вот, хавчика раздобыли, хотим ещё вечерком на улице у вас поиграть – заработать чуток, и дальше двинемся. Мне в Поволжье, Денису – в Омск.
– Стопом?
– Ну-у… Больше "собаками"…
– А едете откуда?
– Я из Амурской области еду, а Ден – из Читы, – объяснил Сашок. – Но, вообще-то, сам я волжский, а Денис – из Казахстана.
– Эк вас раскорячило-то!.. – покачал головой крепыш.
– Денис, а ты не из Чимкента, часом? – заинтересовался "индеец".
– Нет, я из Семска, – ответил Ден. – А что?
– Да у меня в Чимкенте родня дальняя, бывал я там. Думал, мало ли… Сам-то я из Ташкента… – задумчиво сказал "индеец".
– Значит, так, народ! Давайте знакомиться! – сказал крепыш. – Меня зовут Александр, но друзья называют меня просто Че. Вот этот мачо – Дядя Кумар, а это – Чебураня, прошу любить и жаловать!
– Ну, значит, мы с тобой – тёзки: я тоже Александр, – представился Сашок. – А это, как вы поняли, Денис, – Они пожали друг другу руки. Чебураня тем временем допила своё пиво, и поставила пустую бутылку рядом со скамейкой. Сашок уточнил:
– Вы музыканты?
– Ну, скажем так, мы музыку играем, в свободное от других занятий время. Профессионал у нас только Дядя Кумар, – сказал Че. – И мы приглашаем вас к нам на базу – посейшенить. Я думаю, мы даже, хотя бы частично, компенсируем вам то, что вы не заработаете вечером. – Он перемигнулся с девицей. – Ну и пиво наше, конечно! Согласны?
Сашок с Деном переглянулись, и Ден сказал:
– Согласны.
– Ну, так пошли! – сказал Дядя Кумар. – У вас всё с собой?
– Чемодан с золотом в Берне, а всё остальное – с собой, – серьёзно сказал Сашок. – А база ваша далеко отсюда?
– База во-он там, в подвальчике, вход с торца – махнул рукой Че. – Вчера была пятница, так мы засиделись, считай, до утра – репетировали, да помянули одного знакомого – земля ему пухом – вот только что очухались, да вылезли на свет божий за пивом. Ну, когда мы туда шли, вы чифанили, а на обратном пути Чебураня говорит, мол, кто-то блюз лабает, по-честному, мол. Я прислушался, и точно, блюзит кто-то, – говорил Че, пока они шли к двери. – Тут мы и подошли послушать.
Че открыл дверь, затем решётку, и они спустились на несколько ступенек вниз. За столиком сидел и читал газету седенький старичок.
– Что, вернулись, музыканты? – спросил он, чуть шепелявя. – Полечились уже?
– А как же, дядя Миша! – ответил Че. – А эти – с нами, если что кому надо будет, так мы новых музыкантов прослушиваем.
– Ну-ну… – сказал сторож. – Ключи у вас?
– У нас.
– Больше никто не придёт?
– Да вроде нет.
– Ну, так я запираюсь! – старичок загремел железом.
По правой стороне коридора было несколько дверей. Че открыл дальнюю, включил свет. Стены в комнате были затянуты чёрной материей. Посередине комнаты стояла стойка с микрофоном. Вдоль стены стояли этажерка с усилителем и микшером и пара комбиков. Напротив двери высились две колонки. Рядом со входом стояла ударная установка. На стоечке одной из тарелок висел "колчан" с палочками. За установкой к стене был прислонён какой-то пыльный клавишный инструмент. Один видавший виды стул стоял рядом с микшером, три его собрата притулились у противоположной стены. К этой же стене были прислонены несколько гитар и бас-гитар, от двух из них шнуры тянулись к комбикам. В углу, противоположном двери, стоял столик. На столике было четыре стакана, несколько кусков хлеба и заветренной колбасы, плавленый сырок, нож, паяльник на подставочке с канифолью, радиодетали, шелуха от фольги и шкурки от колбасы. Под столом стояло несколько разномастных пустых бутылок.
– У нас шведский стол, – Дядя Кумар начал извлекать из сумки бутылки с пивом.
Че и Чебураня быстро повключали аппаратуру.
– Ну что же, пусть даже зрителей здесь меньше, чем музыкантов, играть надо всерьёз! – патетически воскликнул Дядя Кумар, положил на пол опустевшую сумку и полез за установку.
Чебураня взяла бас, Че – гитару.
– Ну что, отыграем программу? Поехали!
Когда они отыграли полтора десятка песен, Чебураня произнесла: "Перекур!" Это было первое слово, сказанное ею при Саше с Деном. Но все пошли не курить, а пить пиво.
– Ну вы даёте, тёзка! – сказал Сашок. – У нас так мало кто умеет! А песня про мальчика и луну – вообще шедевр! Кстати, песни на русском – твои?
– Почти все – мои, но "Романс о луне" я написал на стихи Лорки… А играть так и у нас мало кто умеет. Ритм-секция – вообще лучшая в городе! – похвастался Че.
– Тексты классные, и поёшь ты правильно. А вот гитара твоя под ритм-секцией просто тонет. Дело не в громкости, а в плотности игры, понимаешь?
– Понимаю, – ответил Че. – А ну-ка возьми гитарку, вон у стеночки у пионеров гитары стоят – не бог весть что, но всё же звучат… Чебураня, выдели ему шнур! Сейчас состроимся, и посейшеним!
…Поиграв вместе с полчаса, они вновь подошли к столу, взяли пива. Ден разговорился с Дядей Кумаром – про чимкентское пиво, про жизнь узбеков в Казахстане… А Сашок и Че отошли к комбикам, присели на них. Сашок рассказал про историю своего путешествия.
– Ну вот что, Клёптон! – заявил Че. – На дорогу домой денег я тебе дам. И на поезд посажу. Денег дам только тебе, да дружок твой в них, по-моему, и не нуждается. Но и его проводим, не боись! А приедешь домой, увольняйся на фиг со своей работы, прощайся со своей чудесной матушкой и приезжай сюда! Я тебя жду здесь – лето скоро кончается, начнём играть, и мне нужен именно такой гитарист, как ты. На работу мы тебя устроим, с жильём на первых порах поможем. Сегодня заночуешь у меня, Денис твой – у Дяди Кумара. А утречком скажешь, как ты на это смотришь. Не бойся, домой я тебя в любом случае отправлю.
– Дело, Че! – вдруг сказала стоявшая поодаль Чебураня. – Поддерживаю. И сейчас съезжу к Фёдору, может, какой прайс и подниму! А ты, Клёптон, – обратилась она к Сашку, – тебе катит здесь лабать? Честно?
– Ну… да!.. Да, конечно! – отвечал опешивший Сашок.
– На а раз так, то это, быть может, и твой, и наш шанс сделать что-то правильное. Так что возвращайся. Умар, я знаю, тоже нас поддержит, – сказала Чебураня, щуря один глаз.
– Естественно! – произнёс Дядя Кумар.
